ротыкал вмиг, они и
помолиться не успевали,  а тут эдакая козявка,  и на тебе, столько гонору!
Фу! Стыдись! Слазь, говорю! Ведь ты только учишься!
     - Я пана Михала видеть не хочу!
     - Опомнись,   голубчик!   За  какие  такие  грехи,   за  то,  что  он
exquisitissimus* в  том,  чему ты сама научиться хочешь?  За это ты должна
его любить еще больше.
     _______________
          * Отменный (лат.).

     Пан Заглоба не ошибался. Несмотря на случившийся с ней конфуз, Бася в
душе восхищалась маленьким рыцарем.
     - Пусть его Кшися любит! - сказала она.
     - Слазь, говорю!
     - Не слезу!
     - Хорошо,  сиди, но только вот что я тебе скажу: это даже не пристало
порядочной девице сидеть на  лестнице,  не  очень-то прилично это выглядит
снизу!
     - А вот и неправда! - сказала Бася, одергивая шубейку.
     - Я-то старый,  глаз не прогляжу,  да вот возьму и созову всех, пусть
любуются!
     - Сейчас слезу! - отозвалась Бася.
     Пан Заглоба глянул за угол.
     - Ей-богу, кто-то идет! - крикнул он.
     В  это  время из-за  угла выглянул молодой пан  Нововейский,  который
приехал верхом,  привязал лошадь к боковой калитке,  а сам,  ища парадного
входа, обошел дом кругом.
     Бася,  заметив его,  в два прыжка очутилась на земле,  но,  увы, было
слишком поздно.
     Пан Нововейский, увидев, как она спрыгивает с лестницы, остановился в
растерянности,  заливаясь румянцем,  будто красна девица. Бася тоже стояла
как вкопанная. И вдруг воскликнула:
     - Опять конфуз!
     Пан Заглоба,  которого история эта очень позабавила,  смотрел на них,
подмигивая здоровым глазом, а потом сказал:
     - Это  пан  Нововейский,  солдат и  друг нашего Михала,  а  это панна
Чердаковская... Тьфу ты, господи!.. Я хотел сказать - Езёрковская!
     Нововейский  быстро  пришел  в  себя,  а  поскольку  при  всей  своей
молодости был  весьма  находчив,  поклонился и,  бросив  взгляд  на  столь
прекрасное видение, сказал:
     - О боже! Я вижу, у Кетлинга в саду розы на снегу расцвели.
     Бася, сделав реверанс, чуть слышно шепнула:
     - Не про твою честь!
     А после этого добавила громко вежливым голосом:
     - Милости просим в дом!
     Сама прошла вперед и,  вбежав в  столовую,  где  сидел за  столом пан
Михал  с  домочадцами,   воскликнула,   намекая  на  красный  кунтуш  пана
Нововейского:
     - Снегирь прилетел!
     И,  сказав это, она уселась на табуретку эдакой паинькой, тихохонько,
смирнехонько, как и следовало воспитанной барышне.
     Пан  Михал  представил  своего  молодого  приятеля  сестре  и   Кшисе
Дрогоёвской, а тот, увидев еще одну барышню, тоже весьма хорошенькую, хотя
и совсем в ином роде, опять смутился и, стараясь скрыть это, поднес руку к
еще не существующим усам.
     Подкручивая над губой мнимый ус, он обратился к Володыёвскому и начал
рассказ.  Великий гетман  непременно желает  видеть у  себя  пана  Михала.
Насколько пан Нововейский мог понять,  речь шла о новом назначении. Гетман
получил несколько донесений:  от пана Вильчковского,  от пана Сильницкого,
от  полковника Пиво и  от  других комендантов,  служивших на  Украине и  в
Подолии. Они писали, что в Крыму опять смута.
     - Хан и султан Калга,  что в Подгайцах с нами пакт заключил,  рады бы
сдержать слово,  но  Буджак людей  своих поднимает,  да  белгородская орда
зашевелилась; ни хан, ни Калга им не указ...
     - Пан Собеский мне об этом доверительно говорил,  совета спрашивал, -
сказал Заглоба. - Чего там по весне ждут?
     - Говорят,  с  первой травой вся эта саранча оживет и ее снова давить
придется, - отвечал пан Нововейский.
     Сказав это,  он лихо приосанился и так рьяно стал теребить <ус>,  что
верхняя губа у него покраснела.
     Бася мгновенно это заметила и,  спрятавшись за его спину,  тоже стала
подкручивать <усы>, подражая движениям юного вояки.
     Пани Маковецкая бросала на нее грозные взгляды,  но при этом тряслась
от  беззвучного смеха,  пан Михал тоже закусил губу,  а  панна Дрогоёвская
потупила взгляд, и ее длинные ресницы отбрасывали на щеки тень.
     - Да ты,  как погляжу,  хоть и молод, но солдат бывалый! - сказал ему
пан Заглоба.
     - Мне  двадцать два  года стукнуло,  а  из  них  вот  уже  семь лет я
безотказно служу отчизне,  потому как в  пятнадцать бежал от ученья,  всем
наукам пред