овором
панну Дрогоёвскую,  но не знал, как к ней подступиться. Маленький рыцарь и
вообще-то не отличался светскостью, а сейчас на душе у него было тоскливо,
девушки живо напомнили ему о покойной невесте.
     Пан  Заглоба,  напротив,  развлекал  супругу  стольника  рассказами о
подвигах пана Михала и  о  своих собственных.  К середине ужина он как раз
подошел к  рассказу о  том,  как некогда они с княжной Курцевич и Редзяном
сам-четверт удирали от  татарского чамбула,  а  под  конец,  ради спасения
княжны, чтобы остановить погоню, ринулись вдвоем на целый чамбул.
     Панна Езёрковская даже  есть  перестала,  подперев подбородок руками,
она слушала,  затаив дыхание, то и дело откидывала со лба волосы, моргала,
а в самых интересных местах хлопала в ладоши и повторяла:
     - Ага! Ага! Сказывай, сказывай дальше, сударь!
     Но когда рассказ пошел о том, как драгуны Кушеля, выскочив из засады,
насели на татар и  гнались за ними полмили,  рубя направо и налево,  панна
Езёрковская, не в силах сдержать восторга, захлопала в ладоши и закричала:
     - Ахти, сударь, ахти! Вот бы и мне туда!
     - Баська!  -  протянула тетушка с явным русинским акцентом.  - Вокруг
тебя такие политичные люди,  отучайся от  своих <ахти>.  Еще  не  хватало,
чтобы ты крикнула: <Чтоб меня разорвало, коли вру!>
     Барышня засмеялась молодым,  звонким,  как серебро,  смехом,  и вдруг
хлопнула себя руками по коленкам.
     - Чтоб меня разорвало, коли вру! - воскликнула она.
     - О  боже!  Слушать стыдно!  В  таком обществе...  Сейчас же извинись
перед всеми! - воскликнула пани Маковецкая.
     А  тем временем Баська,  решив начать с пани Маковецкой,  сорвалась с
места,  но  при этом уронила на пол нож,  ложку и  сама нырнула следом под
стол.
     Тут  уж  кругленькая стольничиха не  могла  удержаться  от  смеха,  а
смеялась она по-особому:  сперва начинала трястись, так что полное ее тело
ходило  ходуном,  а  потом  пищала тоненьким голосом.  Все  развеселились.
Заглоба был в восторге.
     - Видите, сколько хлопот у меня с этой девицей!
     - Чистая радость! Как бог свят! - говорил Заглоба.
     Тем временем Бася вылезла из-под стола, разыскала ложку и нож, но тут
сетка у нее с головы слетела, непослушные волосы так и лезли на глаза. Она
выпрямилась и, раздувая ноздри, сказала:
     - Ага! Смеетесь над тем, что вышел такой конфуз. Хорошо же!
     - Помилуйте,  как можно!  Никто не  смеется!  Никто не смеется!  -  с
чувством сказал Заглоба.  -  Все мы счастливы,  что в вашем образе господь
бог ниспослал нам такую отраду.
     После ужина все пошли в гостиную.  Панна Дрогоёвская, увидев на стене
лютню,  сияла ее и стала перебирать струны. Володыёвский попросил ее спеть
в тон струнам, она ответила сердечно и просто:
     - Если это хоть немножко развеет ваше горе, я готова.
     - Спасибо!  -  ответил маленький рыцарь  и  благодарно поднял на  нее
взгляд.
     Послышались звуки песни.

                    Знай же, о рыцарь,
                    Тебе не укрыться.
                    Панцирь и щит не препона,
                    Если стремится в сердце вонзиться
                    Злая стрела Купидона.*
     _______________
          * Перевод Ю. Вронского.

     - Я уж и не знаю,  как вас благодарить,  сударыня, - говорил Заглоба,
сидя в сторонке с пани Маковецкой и целуя ей руки, - сама приехала и таких
милых  барышень привезла,  что,  поди,  и грациям до них далеко.  Особенно
гайдучок пришелся мне по душе, эдакий бесенок, любую тоску лучше разгонит,
чем горностай мышей. Да и что такое людская печаль, коли не мыши, грызущие
зерна   веселья,   хранимые    в    сердцах    наших!    А    надо    вам,
сударыня-благодетельница,   сказать,   что   прежний  наш  король  Joannes
Casimirus так мои comparationes* любил, что и дня без них обойтись не мог.
Я ему всевозможные истории и премудрости сочинял,  а он их на сон грядущий
выслушивал,  и нередко они ему в хитроумной его политике помогали.  Но это
уже  другая материя.  Я надеюсь,  что и наш Михал,  насладившись радостью,
навсегда о своих горестях забудет.  Вам,  сударыня, и неведомо, что прошла
лишь неделя с той поры, как я его из монастыря вытащил, где он обет давать
собирался.  Но я самого нунция подговорил, а он возьми и скажи приору, что
всех  монахов  в  драгуны пошлет,  если Михал а сей секунды не отпустят...
Нечего ему там было делать.  Слава,  слава тебе,  господи!  Уж я-то Михала
знаю. Не одна, так другая скоро такие искры из его сердца высечет, что оно
займется, как трут.
     _______________
          * Сравнения (лат.).

     А тем временем панна Дрогоёвская пела:

                         Если героя
                         Щит не укроет
                         От острия рокового,
                         Где же укрыться
                         Трепетной птице,
                         Горлинке белоголовой.*
     _______________