ашку сказал:
     - Знаю,  у  вас свои законы,  сюда не  каждый войдет,  но вот у  меня
письмо от  ксендза примаса,  не  откажи в  любезности,  carissime frater*,
передать сие послание отцу приору.
     _______________
          * Дорогой брат (лат.).

     - Желание ваше  будет  исполнено,  -  сказал  монашек,  склонившись в
поклоне при виде примасовой печати.
     Промолвив это,  он  потянул за  прикрепленный к  язычку  колокольчика
ремень,  раз-другой, чтобы позвать кого-то, потому что сам отойти от ворот
не смел.
     По зову колокольчика явился другой монах и, забрав письмо, в молчании
удалился, а пан Заглоба положил на лавку узелок, который держал в руках, и
сел тут же, с трудом переводя дух.
     - Frater, - сказал он наконец, - давно ли ты в монахах ходишь?
     - Скоро пять лет, - отвечал привратник.
     - Подумать только,  такой молодой -  и пять лет.  Теперь,  поди, даже
если бы и захотелось покинуть эти стены, поздно. Небось тоскуете иногда по
мирской жизни,  одного военная служба влечет, другого - забавы да пирушки,
у третьего вертихвостки всякие на уме...
     - Apage!* - сказал монашек с чувством и перекрестился.
     _______________
          * Изыди! (Лат.)

     - Так как же? Неужто соблазны не смущали? - повторил Заглоба.
     Но  монашек с  недоверием глянул на  этого  посланца духовной власти,
речи которого звучали столь непривычно, и сказал:
     - Тому, за кем эти двери закрылись, назад дороги нет.
     - Ну это мы поглядим! Как там пан Володыёвский? Здоров ли?
     - Тут нет никого, кто носил бы это имя.
     - Брат  Михал,  -  сказал наудачу пан  Заглоба.  -  Бывший драгунский
полковник, что недавно к вам пожаловал?
     - Это, должно быть, брат Ежи, но обета он не давал, срок не подошел.
     - И не даст,  наверное,  потому что и не поверишь,  frater, какой это
был сердцеед!  Другого такого повесы и  греховодника ни в одном монасты...
тьфу ты пропасть,  я хотел сказать,  ни в одном полку не сыщешь,  хоть все
войско перебери!
     - Такие речи мне и слушать негоже,  - сказал монах, дивясь все больше
и больше.
     - Вот что,  frater!  Не знаю,  где у вас мода гостей принимать,  если
здесь, советую удалиться, вот хотя бы в ту келью у ворот, потому как у нас
разговоры пойдут мирские.
     - Уйду хоть сейчас, от греха подальше, - сказал монах.
     Тем  временем  появился Володыёвский,  иначе  говоря,  брат  Ежи,  но
Заглоба не узнал его, так сильно он переменился.
     В белом монашеском одеянии Михал казался чуть выше,  чем в драгунском
колете,  когда-то  лихо закрученные вверх,  чуть ли  не  до самых глаз усы
теперь обвисли.  Брат Ежи,  должно быть,  пытался отпустить бороду,  и она
топорщилась русыми клочьями не более чем на полпальца в длину; он отощал и
даже высох,  а главное,  глаза у него потускнели. Опустив голову и спрятав
на груди под рясой руки, бедняга шел, едва передвигая ноги.
     Заглоба поначалу не  узнал его  и,  решив,  что  сам  приор вышел его
встретить, встал с лавки и начал первые слова молитвы:
     - Laudetur...*
     _______________
          * Да прославится... (Лат.)

     Но, присмотревшись, раскинул руки и воскликнул:
     - Пан Михал! Пан Михал!
     Брат  Ежи  не   противился  объятьям,   что-то   похожее  на  рыданье
всколыхнуло его грудь, но глаза по-прежнему оставались сухими.
     Заглоба долго прижимал его к груди и наконец заговорил:
     - Не  одинок ты  был,  оплакивая свое  несчастье.  Плакал я,  плакали
Кмицицы и Скшетуские.  На все воля божья!  Смирись с нею,  Михал! Пусть же
тебя отец милосердный вознаградит и  утешит!  Мудро ты  поступил,  отыскав
себе сию пристань. В час скорби мысли о боге - лучшее утешение. Дай-ка еще
раз прижму тебя к сердцу. Вот и не вижу тебя совсем - слезы глаза застят.
     Пан Заглоба,  глядя на Володыёвского,  и  в самом деле растрогался до
слез, а выплакавшись, сказал:
     - Прости,  брат,  что  вторгся в  тихую твою обитель,  но  не  мог  я
поступить иначе,  да и сам ты с этим согласишься, доводы мои послушав! Ах,
Михал, Михал! Сколько мы вместе пережили и дурного и хорошего! Нашел ли ты
за этой оградой хоть какое-то утешение?
     - Нашел, - отвечал пан Михал, - нашел в словах, что денно и нощно тут
слышу и  твержу и готов твердить до самой смерти.  Memento mori!* В смерти
мое утешение.
     _______________
          * Помни о смерти! (Лат.)

     - Гм!  Смерть куда легче на поле битвы найти,  чем в  монастыре,  где
жизнь идет день за днем, будто кто понемногу клубок разматывает...