разило лицо  молодого
воителя, за минуту до этого такое открытое и веселое. При одном упоминании
имени Богуслава Кмициц побледнел и  оскалился,  как  злая собака,  готовая
укусить.
     - Чтоб этому изменнику собственной слюной отравиться, только бы перед
смертью он еще раз попал мне в руки! - сказал он угрюмо.
     - Не удивительно мне,  что так ты на него злобишься! Помни только, не
теряй в  гневе рассудка,  с  Богуславом шутки плохи.  Хорошо,  что  король
прислал тебя сюда.  Будешь набеги учинять на  Богуслава,  как когда-то  на
Хованского.
     - Такие набеги буду учинять, что не тем чета! - так же угрюмо ответил
Кмициц.
     На том разговор кончился. Кмициц уехал к себе на квартиру поспать, он
очень утомился от дороги.
     В  войске  между  тем  разнеслась весть  о  том,  что  король прислал
любимому военачальнику великую булаву.  Радость,  как пламя, обняла тысячи
людей.
     Шляхта  и  офицеры  из  разных  хоругвей стали  толпами  собираться у
квартиры  гетмана.  Город  пробудился ото  сна.  Зажглись огни.  Прибежали
знаменосцы со знаменами. Запели трубы, загремели литавры, грянули залпы из
пушек и  мушкетов,  а  Сапега роскошный устроил пир,  и  на  пиру всю ночь
кричали «виват!»  и пили за здоровье короля и гетмана и за грядущую победу
над Богуславом.
     Пана Анджея, как уже было сказано, на пиру не было.
     За столом гетман завел разговор о Богуславе;  ни словом не обмолвился
он о том,  что за офицер прибыл с татарами и привез булаву,  а заговорил о
коварстве князя.
     - Оба Радзивилла,  -  говорил он,  - строили козни; но князь Богуслав
превзошел своего покойного брата. Вы, верно, помните Кмицица или слыхали о
нем.  Представьте же  себе,  князь Богуслав распустил о  нем  слух,  будто
сулился он руку поднять на нашего короля и  повелителя,  а оказалось,  все
это ложь!
     - Но Кмициц помогал Янушу истреблять доблестных рыцарей.
     - Да,  помогал,  но и он спохватился, а спохватясь, не только оставил
Януша,  но,  будучи человеком смелым,  попытался похитить Богуслава.  Худо
пришлось молодому князю, еле вырвался он живым из рук Кмицица.
     - Кмициц был великий воитель! - раздались многочисленные голоса.
     - Из  мести взвел на него князь (Богуслав такой страшный поклеп,  что
душа от него содрогается.
     - Сам дьявол хуже не выдумал бы.
     - Знайте  же,  есть  у  меня  свидетельства,  черным  по  белому  они
написаны, что месть эта была за то, что Кмициц стал на правый путь.
     - Такое бесчестье нанести человеку! Один Богуслав на это способен.
     - Втоптать в грязь такого воителя!
     - Слыхал я,  - продолжал гетман, - будто Кмициц, видя, что делать ему
тут больше нечего, бежал в Ченстохову и там великие оказал отчизне услуги,
а потом собственной грудью заслонил государя.
     Те  самые офицеры,  которые за  минуту до  этого изрубили бы  Кмицица
саблями, стали с приязнью о нем отзываться.
     - Кмициц ему  этого  не  простит,  не  такой  он  человек,  он  и  на
Радзивилла не побоится напасть!
     - Все рыцарство князь конюший опозорил, бросивши такую тень на одного
из нас!
     - Своевольник был Кмициц, изверг, но не предатель!
     - Он отомстит, он отомстит!
     - Мы раньше за него отомстим!
     - Коль  ясновельможный гетман честью своей за  него поручился,  стало
быть, так оно и было!
     - Так и было! - подтвердил гетман.
     - За здоровье гетмана!
     Еще немного,  и  на  пиру стали бы пить за здоровье Кмицица.  Правда,
раздавались и  негодующие голоса,  особенно среди  старых  радзивилловских
офицеров.
     - А вы знаете,  почему я вспомнил про этого Кмицица? - сказал гетман,
услышав эти голоса.  -  Бабинич, королевский гонец, очень на него похож. Я
сам  в  первую  минуту обознался.  -  Суровым стал  тут  взгляд Сапеги,  и
заговорил он уже построже: - А когда бы и сам Кмициц сюда приехал, то, раз
он раскаялся,  раз с беззаветной отвагой защищал святыню, как-нибудь сумел
бы я охранить его своей гетманской властью,  а потому,  кто бы ни был этот
гонец,  прошу никакого шума  не  поднимать.  Помните,  что  приехал он  по
поручению  короля  и  хана.  Панов  ротмистров ополчения особо  прошу  это
запомнить, с дисциплиной у вас дела плохи!
     Когда  Сапега  держал такие  речи,  один  только Заглоба осмеливался,
бывало,  ворчать себе под нос,  все остальные сидели смирным-смирнехонько.
Так  было и  теперь;  но  вот лицо гетмана снова прояснилось,  и  все тоже
повеселели.  Чары все чаще двигались по кругу, пир горой шел, и весь город
шумел до утра,  так что стены ходили ходуном,  а дым от салютов, как после
битвы, окутал весь город.
     На следующий день утром Сапега отослал Анусю с Котчицем в Гродно.  Из
Гродно уже давно ушел Хованский, и там жила семья воеводы.
     Вскружил-таки голову бедной Анусе красавец Бабинич, и прощалась она с
ним очень нежно; но он холоден был и только в минуту прощанья сказал:
     - Не будь одного лиха, что как заноза в сердце сидит, влюбился бы я в
тебя, панна, по уши.
     Ануся подумала про  себя,  что  нет такой занозы,  которую,  запасясь
терпеньем,  нельзя было бы вытащить иглой; но робела она Бабинича, поэтому
ничего не сказала в ответ, тихо вздохнула и уехала.


                              ГЛАВА XXXVII

     После  отъезда