меня подозреваешь, знать ничего
не хочу.
     - Почему же ты настаиваешь, чтобы она уехала из Замостья?
     - Потому что  добра  ей  желаю и  богатства.  Наконец,  так  и  быть,
откроюсь тебе!  Надо мне,  чтоб уехала она из  Замостья.  Надоели мне твои
подозрения,  не  нравится мне,  что  вечно  ты  хмуришься,  вечно на  меня
косишься.  Надеялся  я,  что  посодействую  отъезду  девушки  и  наилучшее
argumentum* представлю против твоих подозрений. Право, с меня довольно! Не
школяр я и не повеса, что ночью крадется под окно возлюбленной. Скажу тебе
больше: офицеры передраться из-за нее готовы, саблями друг другу грозятся.
Ни покоя,  ни порядка, ни надлежащей службы. С меня довольно! Ну что ты на
меня уставилась?  Коли так,  поступай как знаешь, а за Михалом сама следи,
это уж не моя, а твоя забота.
     _______________
     * Довод (лат.).

     - За Михалом? - изумилась княгиня.
     - Я  про  девушку ничего не  могу сказать.  Кружит она  ему голову не
больше, чем прочим, но коль ты не видишь, что он глаз с нее не сводит, что
влюблен в  нее по  уши,  одно скажу тебе:  Купидон не  ослепляет так,  как
материнская любовь.
     Княгиня нахмурилась и побледнела.
     Увидев,  что он попал наконец в самую точку, староста хлопнул себя по
коленям и сказал:
     - Вот  оно  дело какое,  сестра!  А  мне-то  что.  Пусть себе Михалек
помогает ей мотать шерсть, пусть млеет, пусть томится, пусть поглядывает в
замочную скважину!  Мое дело сторона!  Да и то сказать, состояние большое,
родом она шляхтянка,  а я выше шляхты себя не ставлю...  Что ж, твоя воля!
Летами вот только он не вышел, да и это не моя забота.
     С  этими  словами староста встал,  весьма  учтиво поклонился сестре и
собрался уходить.
     У  княгини кровь прилила к лицу.  Гордая дама во всей Речи Посполитой
не видела партии, достойной Вишневецкого, а за границей разве только среди
австрийских принцесс. Как раскаленное железо, обожгли ее слова брата.
     - Ян! - сказал она. - Погоди!
     - Сестра,  - ответил калушский староста, - я хотел, primo*, дать тебе
довод,  что ты напрасно меня подозреваешь, secundo**, что подозревать надо
кое-кого другого. Теперь поступай как знаешь, мне больше сказать нечего.
     _______________
     * Во-первых (лат.).
     ** Во-вторых (лат.).

     С этими словами Замойский поклонился и вышел.


                               ГЛАВА XXXV

     Калушский староста не  прилгнул,  когда  сказал сестре о  любви князя
Михала:  как и  вся молодежь,  вплоть до придворных пажей,  князь тоже был
влюблен в  Анусю.  Но  не  такой уж  пылкой была эта любовь и  уж вовсе не
предприимчивой,  так, род сладкого томленья, а не тот порыв страсти, когда
сердце жаждет вечного обладания предметом любви.  Для такой жажды у Михала
было слишком мало энергии.
     И все же это чувство очень испугало княгиню.  Гризельду,  мечтавшую о
блестящей будущности для сына.
     В  первую минуту она  просто поразилась,  когда узнала,  что староста
договорился вдруг об  отъезде Ануси;  теперь же  душа  ее  была  настолько
потрясена грозящей сыну  опасностью,  что  она  об  этом и  думать забыла.
Разговор с  сыном,  который бледнел и  дрожал и  ударился в слезы,  еще не
успев ни в чем ей признаться,  утвердил ее в мысли,  что опасность над ним
нависла грозная.
     Однако не  сразу усыпила она совесть,  и  только тогда,  когда Ануся,
которой хотелось свету повидать и  людей посмотреть,  а  может,  и  голову
вскружить красавцу рыцарю,  упала к  ее ногам и  стала молить позволить ей
уехать, княгиня не нашла в себе сил, чтобы отказать ей.
     Правда,  Ануся  слезами  обливалась при  мысли  о  разлуке  со  своей
госпожой, заменившей ей мать; но хитрая девушка сразу смекнула, что, прося
о  разлуке,  она тем самым отводит от себя всякие подозрения в том,  будто
она с  каким-то заранее обдуманным намерением кружит голову молодому князю
или даже самому старосте.
     Желая убедиться, не в сговоре ли брат с Кмицицем, княгиня велела пану
Анджею  явиться  к  ней.  Обещание старосты шагу  не  ступить из  Замостья
несколько ее  успокоило,  и  все  же  она пожелала поближе познакомиться с
человеком, который будет сопровождать Анусю.
     Разговор с Кмицицем успокоил ее совершенно.
     Серые  глаза молодого шляхтича глядели так  открыто и  правдиво,  что
нельзя было в  нем  сомневаться.  Он  сразу признался княгине,  что  любит
другую и  потому нет у  него охоты до шалостей.  Наконец,  он дал ей слово
кавалера,  что охранит девушку от любой опасности, разве только прежде сам
сложит голову.
     - Благополучно доставлю я ее к пану Сапеге,