упаю слово господину Вжещовичу.
     Миллер грубо выругался.
     - Господин Вейгард ответит за эту злополучную осаду! - сказал он.
     - Не все мои советы были исполнены, - дерзко возразил Вжещович, - и я
тоже  смело могу  снять с  себя  ответственность.  Нашлись такие,  которые
отвергли  их.   Нашлись  такие,   которые,   питая   поистине  странную  и
непостижимую приязнь к монахам,  убеждали вас, генерал, отказаться от всех
решительных средств.  Я  советовал  повесить  посланных к  нам  монахов  и
уверен,  что,  когда бы это было сделано,  ксендзы в страхе открыли бы нам
ворота этого курятника.
     Вжещович обратил при  этом  взор  на  Садовского;  но  не  успел  тот
возразить, как в разговор вмешался князь Гессенский.
     - Не называйте,  граф,  эту твердыню курятником!  -  сказал он. - Чем
больше преуменьшаете вы ее значение, тем больше увеличиваете наш позор.
     - И тем не менее я советовал повесить послов.  Страх и еще раз страх,
вот что повторял я с утра до вечера; но полковник Садовский пригрозил уйти
со службы, и монахи ушли отсюда целыми и невредимыми.
     - Ступайте же,  граф,  нынче в крепость,  -  ответил Садовский,  -  и
взорвите порохом  самую  большую их  пушку,  как  сделал  Кмициц  с  нашей
кулевриной,   и  я  ручаюсь,   что  это  пробудит  больший  страх,  нежели
разбойничье убийство послов!
     Вжещович обратился к Миллеру:
     - Генерал, я полагаю, мы собрались сюда не на забаву, а на совет!
     - У вас есть что сказать, кроме пустых упреков? - спросил Миллер.
     - Да,  невзирая на веселость этих господ,  которые могли бы приберечь
свои шуточки для лучших времен.
     - О, Лаэртид, славный своими уловками! - воскликнул князь Гессенский.
     - Господа!  -  обратился Вжещович к офицерам. - Всем известно, что не
Минерва ваша божественная покровительница,  а  поскольку Марс не  оправдал
ваших надежд и вы отказались от слова, позвольте сказать мне.
     - Ну,  заохала  гора,  сейчас  покажется мышиный хвостик!  -  съязвил
Садовский.
     - Прошу соблюдать тишину!  - строго остановил его Миллер. - Говорите,
граф! Помните только, что доселе ваши советы давали горькие плоды.
     - А мы,  невзирая на зиму,  должны есть их, как плесневелые сухари! -
подхватил князь Гессенский.
     - То-то вы так пьете,  сиятельный князь!  -  отрезал Вжещович.  - Оно
конечно,  вино не может заменить прирожденной остроты ума, однако помогает
вам превесело переваривать даже позор. Но довольно об этом! Я хорошо знаю,
что  в  монастыре есть  люди,  которые давно хотят сдаться,  и  лишь  наша
слабость, с одной стороны и неслыханное упорство приора - с другой, держат
их в узде. От нового страха эти люди еще больше осмелеют, поэтому нам надо
сделать вид,  что  мы  не  придаем никакого значения потере  кулеврины,  и
штурмовать крепость еще сильней.
     - И это все?
     - Даже если бы это было все,  полагаю, мой совет более отвечает чести
шведского солдата,  нежели пустые насмешки за  чарой  да  беспробудный сон
после пьянства.  Но  это  не  все.  Среди наших и  особенно среди польских
солдат надо рассеять слух,  будто рудокопы,  что  подводят сейчас мину под
крепость,  открыли старый подземный ход, который ведет под самый монастырь
и костел.
     - Вот это вы,  граф, правильно рассудили, это дельный совет! - сказал
Миллер.
     - Когда этот слух распространится между нашими и польскими солдатами,
сами поляки будут уговаривать монахов сдаться,  они  ведь,  как и  монахи,
хотят, чтобы это гнездо суеверий уцелело.
     - Неплохо сказано для католика! - проворчал Садовский.
     - Служил бы туркам, так и Рим назвал бы гнездом суеверий! - подхватил
князь Гессенский.
     - Тогда поляки непременно пошлют к монахам своих послов,  - продолжал
Вейгард,  -  и противники ксендза Кордецкого, которые давно хотят сдаться,
усилят свои старания и, как знать, не принудят ли приора и его сторонников
открыть ворота крепости.
     - «Погибнет град  Приама  от  коварства божественного Лаэртида...»  -
продекламировал князь Гессенский.
     - Клянусь богом,  совершенно троянская история,  а ему сдается, будто
он придумал что-то новое! - подхватил Садовский.
     Но Миллеру совет понравился,  да он и  был неплох.  Кучка противников
приора,   о   которой  говорил  Вжещович,   действительно  существовала  в
монастыре.  К ней принадлежали даже некоторые слабодушные монахи. Смятение
можно было вызвать и  в  рядах гарнизона,  даже среди тех солдат,  которые
хотели защищаться до последней капли крови.
     - Попытаемся, попытаемся! - говорил Миллер, который, как утопающий, и
за  соломинку хватался и  легко  переходил от  отчаяния к  надежде.  -  Но
согласятся ли Калинский или Зброжек пойти послами в монастырь,  поверят ли
они, что найден этот подземный ход, захотят ли рассказать о нем монахам?
     - Ну,  Куклиновский согласится, - ответил Вжещович. - Но лучше, чтобы
и он поверил, что ход существует.
     Внезапно у крыльца раздался конский топот.
     - А  вот и  Зброжек приехал,  -  сказал князь Гессенский,  выглян