слушая со  злорадством,
как кричат под кнутом криничане, они говорили между собою:
     - Э, сокол наш Кмита не даст своих овечек в обиду!
     Одно можно сказать,  люди и кони не то что не похудали,  а, напротив,
нагуляли тело.  Старый Улан,  у которого еще больше выросло брюхо,  со все
большим удивлением поглядывал на молодого рыцаря и только языком щелкал.
     - Вот если б аллах сына мне дал, хотел бы я такого иметь. Не пришлось
бы на старости с голоду помирать в улусе! - твердил он.
     Кмициц время от времени тыкал его кулаком в брюхо и приговаривал:
     - Слушай,  кабан!  Коль не  распорют тебе шведы пузо,  все кладовые в
него упрячешь!
     - Где они тут,  эти шведы? Арканы у нас истлеют, луки иструхлявеют, -
отвечал ему Улан, стосковавшийся по войне.
     Они и в самом деле сперва ехали по таким местам, куда не ступала нога
шведа,  а  потом  по  таким,  где  вражеские  гарнизоны уже  были  выгнаны
конфедератами.   Зато  везде  им  встречались  отряды  шляхты,  большие  и
маленькие,  которые с оружием в руках шли в разных направлениях;  такие же
отряды крестьян не однажды грозно преграждали им путь, и часто трудно было
втолковать людям, что перед ними друзья и слуги польского короля.
     Наконец отряд  дошел  до  Замостья.  Татары  поразились,  увидев  эту
могучую крепость, нечего говорить, как велико было их изумление, когда они
узнали, что она выдержала осаду всего войска Хмельницкого.
     Ян  Замойский,  владетель майората {Прим.  стр.204},  в  знак великой
милости  и  благоволения позволил им  войти  в  город.  Их  впустили через
Щебжешинские ворота,  которые иначе назывались Кирпичными, ибо двое других
были сложены из камня.  Сам Кмициц не ждал найти что-либо подобное,  он не
мог  прийти в  себя от  удивления при  виде широких улиц,  вытянувшихся по
итальянскому  образцу  в  ровную  линию,  при  виде  великолепного собора,
академии,  замка,  стен,  мощных пушек и всякого крепостного «вооружения».
Мало кто из магнатов мог равняться с внуком великого канцлера и мало какая
крепость - с Замостьем.
     Но  больше всего  восхитились ордынцы,  когда увидели армянскую часть
города. Они жадно вдыхали запах сафьяна, который шел от больших сафьяновых
заводов,  открытых предприимчивыми пришельцами из Кафы,  а взоры их манили
пряности,  восточные  ковры,  пояса,  сабли  с  насечкой,  кинжалы,  луки,
турецкие чары и всякие драгоценности.
     Сам  коронный  чашник  очень  понравился Кмицицу.  Он  и  впрямь  был
настоящим царьком в  своем Замостье,  этот красавец в  самой поре,  хоть и
несколько потрепанный оттого,  что в годы первой молодости не очень смирял
свои  страсти.  Всегда любил он  прекрасный пол,  но  здоровье все-таки не
настолько расстроил,  чтоб и на лице пропала веселость. По сию пору не был
он женат,  и  хоть самые знатные дома в Речи Посполитой рады были бы с ним
породниться,  уверял,  что ни в  одном из них не может найти себе невесту,
чтоб  была  достаточно хороша собою.  Нашел  он  красавицу позже,  молодую
француженку {Прим. стр.205}, которая хоть и любила другого, польстилась на
богатство и  без колебаний отдала руку магнату,  не предполагая,  что тот,
кем  она  пренебрегла,  возложит некогда королевский венец на  свою  и  ее
главу.
     Остротою ума хозяин Замостья не отличался,  -  ровно столько было ему
его отпущено,  сколько самому было надобно,  не более того. Чинов и званий
не искал,  - они сами плыли ему в руки, а когда друзья упрекали его за то,
что нет у него честолюбия, он отвечал им:
     - Это неправда, больше его у меня, нежели у тех, что на поклон ходят.
Зачем мне обивать королевские пороги? В Замостье я не просто Ян Замойский,
а Себепан Замойский.
     Потому и  звали его повсюду Себепаном,  а он этим прозвищем был очень
доволен.  Охотно прикидывался он простаком, хотя получил тонкое воспитание
и  молодость провел в  путешествиях по  чужим  странам.  Сам  называл себя
простым шляхтичем и любил поговорить об убожестве своего «сословия», то ли
для того,  чтобы другие ему возражали,  то ли для того,  чтобы не заметили
собственного его убожества.  Но, в общем, был он человек достойный и, не в
пример многим Другим, верный сын Речи Посполитой.
     Понравился он Кмицицу, но и Кмициц ему по душе пришелся, пригласил он
молодого рыцаря к себе в замок,  в покои,  и принимал радушно,  потому что
любил, чтобы славили его и за гостеприимство.
     В  замке пан Анджей познакомился со  многими знатными людьми,  прежде
всего  с  княгиней  Гризельдой Вишневецкой,  сестрой  Замойского и  вдовой
великого Иеремии,  в  свое  время  самого  богатого магната во  всей  Речи
Посполитой,  который, однако, все свои несметные владения утратил во время
казацких наб