но она как бы штука красного сукна,
и  мы  не только не приложим рук для ее спасения,  но и  сами рвать будем,
чтоб у  нас в  горсти клок побольше остался.  Литва,  говорит,  нам должна
достаться,  а  после  смерти  брата  Януша  я  великокняжью шапку  надену,
женившись на его дочери».
     _______________
     * Общим благом (лат.).

     Король закрыл руками глаза.
     - О,  боже! - воскликнул он. - Радзивиллы, Радзеёвский, Опалинский...
Как же было не статься тому, что сталось! Корона им нужна была, пусть даже
пришлось бы разъединить то, что бог соединил!
     - И меня обнял страх, государь! Водою голову я обливал, чтоб с ума не
сойти.  Но в единый миг переменилась душа моя, словно гром ее оглушил. Сам
я  собственных дел устрашился.  Не  знал,  что делать:  Богуслава иль себя
пырнуть ножом?  Как дикий зверь, я выл, - в такую попался сеть! Не служить
Радзивиллу хотел я, но мести жаждал! И тут меня словно осенило: отправился
я со своими людьми на квартиру князя Богуслава, увез его за город, схватил
там и к конфедератам хотел отвезти,  чтобы ценою его головы к ним и к тебе
на службу вкупиться.
     - Я все тебе прощаю!  -  воскликнул король.  - Ибо обманут ты был, но
отплатил изменникам! Один только ты мог на такое отважиться, больше никто.
Все я тебе за это прощаю и от всего сердца отпускаю тебе твои вины, только
поскорее рассказывай дальше, сгораю я от любопытства: что ж он, ушел?
     - На  первом же  привале вырвал он  у  меня  пистолет из-за  пояса  и
выстрелил мне  в  лицо.  Вот  шрам!  Сам  один людей моих перебил и  ушел.
Великий он  рыцарь,  тут ничего не  скажешь;  но мы еще встретимся с  ним,
пусть это даже будет мой последний час!
     Тут Кмициц стал теребить одеяло,  которым был укрыт; но король тотчас
прервал его:
     - И это из мести взвел он поклеп на тебя в письме?
     - И  это из мести послал он письмо.  Рана у  меня поджила в лесу;  но
хуже болела душа. К Володыёвскому, к конфедератам я не мог пойти, лауданцы
саблями бы  меня изрубили.  Знал я,  что  князь гетман замыслил против них
поход,  и  упредил их,  чтоб они вместе держались.  Это и  было мое первое
доброе дело,  потому Радзивилл перебил бы им хоругвь за хоругвью, а теперь
вот они его одолели и держат,  как я слышал, в осаде. Да поможет им бог, а
на него кару нашлет, аминь!
     - Может,  оно так уж и  сталось,  а  нет,  так станется наверняка,  -
сказал король. - Что же ты потом делал?
     - Не  мог  я,   государь,  служить  тебе  у  конфедератов  и  положил
пробиваться прямо к тебе и верною службой искупить свою вину.  Но как было
мне пробиться?  Кто бы принял Кмицица?  Кто бы ему поверил?  Кто бы его не
окричал изменником?  Потому принял я  имя Бабинича и,  проехав из  конца в
конец всю Речь Посполитую,  добрался до  Ченстоховы.  Так ли уж велики мои
заслуги,  пусть про то  ксендз Кордецкий скажет.  День и  ночь думал я  об
одном:  как бы урон возместить, что нанес я отчизне, кровь за нее пролить,
вернуть свою славу и честь.  Остальное ты сам знаешь, сам видел, государь.
И коль твое доброе отцовское сердце склоняется к моим мольбам,  коль новая
моя служба превысила меру старых грехов или хоть сравнялась с  ними,  будь
же ко мне милосерд,  государь,  и  призри меня в своем сердце,  ибо все от
меня отступились и  никто меня не утешит,  только ты один!  Ты один видишь
мое раскаянье и мои слезы!  Я изгнанник,  я изменник,  я клятвопреступник,
но,  государь, я люблю отчизну и твое миропомазанное величие и, видит бог,
хочу служить вам обоим!
     Обильные слезы полились тут  из  глаз  молодого рыцаря,  и  горько он
разрыдался,  а  король,  добрый отец,  обнял его,  стал в  лоб  целовать и
успокаивать:
     - Ендрек,  люб  ты  мне,  как  сын родной!  Что я  тебе говорил?  Что
согрешил ты в  ослеплении,  а  сколько грешит с  умыслом?  От всего сердца
прощаю  тебе  все,  ибо  искупил ты  уже  свою  вину.  Успокойся,  Ендрек!
Ей-же-ей,  не один был бы рад похвалиться такими заслугами,  как твои! И я
прощаю тебе,  и отчизна прощает,  и в долгу мы еще перед тобою!  Ну, будет
тебе голосить!
     - Пусть бог тебя вознаградит,  государь,  за твое состраданье!  -  со
слезами говорил рыцарь.  -  А  я  еще на  том свете должен понести кару за
клятву,  что дал Радзивиллу.  Не знал я,  в чем клялся, а все едино клятва
есть клятва.
     - Не  осудит тебя  за  нее  господь,  -  ответствовал король,  -  ибо
половина Речи Посполитой угодила бы тогда в преисподнюю,  все, кто нарушил
нам присягу.
     - И  я,  государь,  думаю,  что не угожу в  преисподнюю,  в том мне и
ксендз Кордецкий ручался,  хоть и не был уверен, минует ли меня чистилище.
Тяжелое это дело в  огне гореть сотню лет!  Ну  да  уж ладно!  Человек все
может вытерпеть, когда светит ему надежда на вечное спасение, да и молитвы
много могут помочь и сократить муки.
     - Ты только про то не думай!  -  сказал Ян Казимир. - Я самого нунция
попрошу,  чтобы он отслужил службу за твое спасение. При таких заступниках
не придется тебе много мук терпеть. Верь в милосердие божие!
     Кмициц улыбнулся сквозь слезы.
     - Вот,  даст бог,  выздоровею,  - сказал он, - так не из одного шведа
душу выну,  и б