и  королю нравилась «орлиная» тропа сквозь тучи и
пропасти.
     Выйдя  из  Нового  Тарга,  отряд  отклонился несколько на  юго-запад,
оставив по  правую  руку  Белый  Дунаец.  Сперва  дорога шла  по  довольно
открытой и  широкой местности,  но  по  мере  того,  как  отряд подвигался
вперед,  горы все сходились и  долины становились все тесней.  Лошади едва
подвигались вперед. Порою приходилось спешиваться и вести их под уздцы, но
и тогда они упирались, прядали ушами, раздували дымящие храпы и вытягивали
шеи к пропастям, откуда, казалось, глядела сама смерть.
     Горцам,  привычным к  крутизне,  часто казались хорошими такие тропы,
где у  людей непривычных все плыло перед глазами и шумело в голове.  Отряд
вступил наконец в скалистое ущелье, длинное, прямое и такое узкое, что три
человека с трудом ехали рядом.
     Как  бесконечный коридор,  тянулось  это  ущелье.  Две  высокие  горы
поднимались справа и  слева.  Кое-где  гребни их  как бы  расступались,  и
склоны, занесенные сугробами, окаймленные вверху темным бором, уже не были
так  круты.  Ветром вымело снег со  дна этой стремнины,  и  конские копыта
цокали по каменистому ложу.  Но в  эту минуту ветра не было и  такая немая
царила тишина,  что от нее звенело в ушах. Только в вышине, там, где между
лесистыми  гребнями  проглядывала  синяя  полоса  неба,   порою  с  криком
пролетали, хлопая крыльями, черные птицы.
     Отряд остановился на отдых.  Пар шел от потных коней,  да и люди были
утомлены.
     - Это Польша или Венгрия? - спросил через минуту король у проводника.
     - Это еще Польша.
     - А почему мы не свернули сразу в Венгрию?
     - Нельзя.  Подальше будет поворот,  потом водопад,  а уж за водопадом
тропа выведет нас  на  большую дорогу.  Там мы  свернем,  пройдем еще одно
ущелье, и тогда уж будет венгерская сторона.
     - Вижу я,  лучше было нам сразу поехать по большой дороге,  -  сказал
король.
     - Тише! - крикнул внезапно горец.
     И, подскакав к скале, приложил к ней ухо.
     Все впились в него глазами, он же мгновенно переменился в лице.
     - За  поворотом войско идет  от  потока.  Боже!  Уж  не  шведы ли?  -
воскликнул он.
     - Где?  Как? Откуда? - посыпались со всех сторон вопросы. - Ничего не
слышно!
     - Там снег лежит. Господи! Да они уж близко! Вот-вот покажутся!
     - А может, это люди пана маршала? - произнес король.
     Кмициц в ту же минуту тронул коня.
     - Поеду погляжу! - сказал он.
     Кемличи с места взяли за ним,  как охотничьи собаки за ловцом;  но не
успели они тронуть лошадей,  как на повороте,  в  сотне шагов,  показались
всадники.
     Кмициц поглядел... и затрепетал от ужаса.
     Это были шведы.
     Они  появились так близко,  что отступать было поздно,  тем более что
кони королевской свиты уже притомились.  Оставалось только либо пробиться,
либо погибнуть или сдаться в  плен.  Мгновенно понял это отважный король и
схватился за рукоять шпаги.
     - Прикрыть короля и назад! - крикнул Кмициц.
     Тизенгауз с  двумя  десятками людей мигом вынесся вперед;  но  Кмициц
вместо того,  чтобы присоединиться к ним, мелкой рысцой тронулся навстречу
шведам.
     На  нем  был тот самый шведский мундир,  который он  надел,  уходя из
монастыря,  поэтому шведы не  догадались,  кто он.  Увидев,  что навстречу
подвигается всадник в  таком наряде,  они,  верно,  весь  отряд приняли за
шведский разъезд и  не  прибавили шагу,  только капитан,  который вел  их,
выехал вперед.
     - Что за люди?  -  спросил он по-шведски,  глядя на грозное и бледное
лицо приближающегося рыцаря.
     Кмициц наехал на  него,  так  что  они  чуть  не  тронули друг  друга
коленями, и, не ответив ни слова, выпалил ему в самое ухо из пистолета.
     Крик  ужаса  вырвался из  груди рейтар,  но  его  заглушил голос пана
Анджея:
     - Бей!
     И  как обвал,  сорвавшись с  горы и катясь в пропасть,  крушит все на
своем  пути,  так  обрушился он  на  первую шеренгу,  смерть неся  врагу и
погибель. Два молодых Кемлича, словно два медведя, ринулись вслед за ним в
свалку.  Как молоты,  застучали их сабли по шлемам и  панцирям,  и в ответ
тотчас раздались стоны и крики.
     В  первую минуту испуганным шведам показалось,  что  это три великана
напали  на  них  в   диком  горном  ущелье.   Первые  тройки  отпрянули  в
замешательстве от  грозного рыцаря,  а  так  как  последние шеренги только
выезжали из-за  поворота,  середина отряда была расстроена и  смята.  Кони
кусались  и  становились на  дыбы.  Солдаты  из  дальних  троек  не  могли
стрелять,  не могли прийти на помощь передним, погибавшим под беспощадными
ударами  трех  великанов.  Напрасно пытались они  сомкнуть ряды,  напрасно
наставляли острия,  - великаны ломали сабли, опрокидывали людей и лошадей.
Кмициц  вздыбил своего  коня  так,  что  копыта его  повисли над  головами
рейтарских скакунов,  а сам в неистовстве рубил,  колол.  Кровь залила ему
лицо,  глаза сверкали,  все мысли в нем погасли, осталась только одна, что
погибнет он,  но  шведов задержит.  В  диком  порыве силы  его  утроились,
движения   стали   подобны   движениям   рыси,    неистовы,   молниеносны.
Нече