даты у Кмицица?
     — Челядь из Водоктов говорит, будто казаки. Верно, Кмициц с Хованским
снюхался  либо  с  Золотаренко(*).  Был  разбойником,  а  теперь  уж  стал
заведомым изменником.
     — Как же он мог завести так далеко казаков?
     — С  такой  большой ватагой нелегко пробраться.  Любая  наша  хоругвь
задержала бы его по дороге.
     — Первое дело,  он  мог лесами идти,  а  потом мало ли тут разъезжает
панов с надворными казаками? Кто их там отличит от врагов; спросишь, а они
говорят, мы, мол, надворные казаки.
     — Он будет защищаться,  —  говорил один из Гостевичей,  —  человек он
храбрый и решительный, но только наш полковник с ним справится.
     — Бутрымы тоже поклялись не  выпустить его  живым,  хоть бы  пришлось
всем сложить головы. Страх как они злы на него.
     — Ба!  Да  если мы его зарубим,  на ком будем обиды искать?  Лучше уж
живьем захватить и отдать под суд.
     — Где уж там думать о  судах,  когда все голову потеряли!  Слыхали ль
вы, что люди толкуют, будто и шведы могут начать войну?
     — Господи,  спаси и сохрани!  Московская держава и Хмельницкий! Одних
только шведов не хватает, конец тогда Речи Посполитой.
     Но тут Володыёвский, ехавший впереди, повернулся и сказал:
     — Тише там!
     Шляхта примолкла, уже завиднелся Любич. Через четверть часа отряд был
недалеко от  усадьбы.  Все  окна  пылали огнями,  свет  озарял весь  двор,
наполненный вооруженными людьми и лошадьми.  Нигде никакой стражи, никаких
мер  предосторожности,  —  видно,  Кмициц был очень уверен в  своих силах.
Подъехав еще ближе,  Володыёвский с  первого же  взгляда узнал казаков,  с
которыми ему столько пришлось повоевать еще при жизни великого Иеремии, да
и потом у Радзивилла.
     — Коли это чужие казаки, — пробормотал он про себя, — то этот смутьян
перешел всякие границы!
     Остановив весь  отряд,  он  стал  присматриваться.  Во  дворе  царила
страшная суматоха.  Одни  казаки светили,  держа  в  руках факелы,  другие
сновали взад и вперед, вынося из дому вещи и укладывая на телеги мешки; те
выводили лошадей из  конюшен,  те  —  скотину из  хлевов;  со  всех сторон
неслись приказы и окрики. При свете факелов казалось, что это арендатор на
святого Яна переезжает в новое имение.
     Кшиштоф  Домашевич,   старший  в   семье   Домашевичей,   подъехал  к
Володыёвскому.
     — Пан  полковник,  —  сказал он,  —  они  хотят весь Любич уложить на
телеги.
     — Ни Любича они не увезут,  —  ответил Володыёвский, — ни шкуры своей
не  спасут.  Однако я  не узнаю Кмицица,  он ведь бывалый солдат.  Никакой
стражи!
     — Силы у него немало, поболее трех сотен наберется. Не воротись мы из
войска, так он бы среди бела дня проехал с телегами через все застянки.
     — Ну, ладно! — сказал Володыёвский. — К усадьбе ведет только одна эта
дорога?
     — Да, одна эта, на задах пруды да болота.
     — Это хорошо! С коней!
     Подчиняясь приказу, шляхтичи мгновенно спешились, затем сомкнули ряды
и длинной цепью стали окружать дом вместе с постройками.
     Володыёвский вместе с главным отрядом направился прямо к воротам.
     — Ждать команды! — сказал он вполголоса. — Без приказа не стрелять!
     С  полсотни шагов  отделяли шляхтичей от  ворот,  когда  их  заметили
наконец  со  двора.  Десятка  два  казаков тотчас  подбежали к  забору  и,
перегнувшись через него, стали пристально всматриваться в темноту.
     — Эй, что за люди?
     — Стой! — крикнул Володыёвский. — Огонь!
     Внезапно раздался залп из всех ружей,  какие только были у шляхты; но
не  успело  эхо  залпа  отдаться от  строений,  как  снова  раздался голос
Володыёвского:
     — Вперед!
     — Бей их! — закричали лауданцы, ринувшись лавиной вперед.
     Казаки ответили выстрелами;  но у них уже не осталось времени,  чтобы
перезарядить ружья.  Толпа вооруженных шляхтичей нажала на ворота, которые
тут же  повалились под их  могучим натиском.  Закипел бой во дворе,  среди
телег,  лошадей,  мешков.  Впереди стеной  ломили богатыри Бутрымы,  самые
страшные в  рукопашном бою и  самые заклятые враги Кмицица.  Они шли,  как
стадо вепрей идет сквозь молодую поросль,  круша,  топча, увеча и отчаянно
рубя; за ними валили Домашевичи и Гостевичи.
     Люди Кмицица стойко отбивались, укрываясь за повозками и мешками, они
открыли огонь изо всех окон дома и с крыши;  но выстрелы били редкие,  так
как  факелы были  затоптаны и  погасли,  и  стало трудно отличить своих от
врагов.  Через минуту казаков оттеснили к  дому  и  конюшням;  послышались
мольбы о пощаде. Шляхтичи торжествовали.
     Но  когда они остались во дворе одни,  тотчас усилился огонь из дома.
Все  окна  ощетинились дулами мушкетов,  и  на  отряд посыпался град пуль.
Большая часть казаков укрылась в доме.
     — К дому! Под двери! — крикнул Володыёвский.
     В  самом деле,  пули,