шло.
     - Слава богу, порешили мы с этим дедом, а то уж очень тяжело у меня было 
на душе.
     И чех улегся около угасающего костра, укрылся лохматой шкурой и мгновенно 
уснул. Однако небо еще не начинало светлеть, стояла глубокая ночь, когда он 
проснулся, вылез из-под шкуры, поглядел на звезды и, расправив онемевшие члены, 
разбудил Мацька.
     - Мне пора собираться! - сказал он.
     - Куда это? - спросил Мацько, протирая спросонья глаза.
     - В Спыхов.
     - Ах да! Кто это тут так храпит? Мертвого и то разбудил бы.
     - Рыцарь Арнольд. Подкину я сучьев в костер и пойду к слугам.
     Он ушел, однако через минуту вернулся торопливым шагом и еще издали тихо 
сказал:
     - Худые вести, пан!
     - Что случилось? - крикнул Мацько, срываясь с места.
     - Послушница сбежала. Притащили ее слуги к коням и развязали ей ноги, чтоб 
им ни дна ни покрышки! А как уснули они, она ужом проползла между ними и 
убежала. Подите поглядите.
     Обеспокоенный Мацько поспешно направился с Главой к коням; они нашли там 
одного только слугу. Остальные побежали на поиски беглянки. Пустое это было 
дело искать ее ночью в потемках, и все они вскоре вернулись, повесив головы. 
Мацько молча надавал им тумаков и вернулся к костру, делать-то было нечего.
     Через некоторое время пришел Збышко; он не спал, сторожил избушку, и, 
услышав шаги, решил узнать, что случилось. Мацько рассказал ему сперва о том, 
что они с чехом порешили сделать, а затем и о том, что сбежала послушница.
     - Невелика беда, - сказал старый рыцарь, - она либо с голоду подохнет в 
лесу, либо мужики найдут ее и отдуют, коли раньше волки не съедят. Жаль только, 
что ушла она от кары в Спыхове.
     Збышко тоже пожалел, что ушла она от кары, но к вести отнесся спокойно. Не 
стал он противиться и отъезду чеха с Зигфридом; все, что прямо не касалось 
Дануси, было ему сейчас безразлично.
     - Завтра, - заговорил он тут же о ней, - я посажу ее к себе на коня, и мы 
поедем.
     - Как она там? Спит? - спросил Мацько.
     - Порой постанывает, не знаю, сквозь сон или наяву, а входить не хочу, 
боюсь, как бы не испугалась.
     Разговор был прерван чехом, который, увидев Збышка, воскликнул:
     - О, и вы, ваша милость, на ногах? Ну, мне пора! Кони готовы, и старый 
черт привязан к седлу. Скоро рассвет, нынче ночи коротки.
     Оставайтесь с богом, пан Мацько и пан Збышко!
     - С богом! Будь здоров!
     Но Глава отвел еще Мацька в сторону и сказал ему:
     - Очень хочу я попросить еще вас, коли что случится... ну, несчастье, что 
ли... немедля шлите гонца в Спыхов. А коли мы уже выедем, пусть скачет 
вдогонку!
     - Ладно, - сказал Мацько. - Я тебе тоже забыл сказать, ты Ягенку в Плоцк 
вези, понимаешь! Сходи к епископу и скажи ему, кто она, скажи, крестница, мол, 
аббата, духовная, мол, у вас, да попроси епископа взять Ягенку под свое 
покровительство, об этом тоже сказано в духовной.
     - А если епископ велит нам оставаться в Плоцке?
     - Слушайся его во всем и сделай так, как он посоветует.
     - Ладно, ваша милость. С богом!
     - С богом!

XXIV

     Узнав на другой день о бегстве послушницы, рыцарь Арнольд улыбнулся в усы, 
но сказал, как и Мацько, что ее либо волки съедят, либо убьют литвины. Это было 
весьма вероятно, так как местные жители, литвины по происхождению, ненавидели 
орден и все, что было связано с ним. Часть мужиков бежала к Скирвойлу, 
остальные взбунтовались и, перебив немцев, скрылись с семьями и пожитками в 
недоступных лесных дебрях. Послушницу искали и на другой день, правда не очень 
усердно; Мацько и Збышко, озабоченные другими делами, не отдали приказа 
обшарить кругом лес, и поиски оказались безуспешными. Оба рыцаря торопились в 
Мазовию, рассчитывая отправиться в путь с восходом солнца; однако уехать им не 
удалось, так как Дануська под утро уснула глубоким сном, и Збышко не позволил 
будить ее. Он слышал, как ночью Дануська стонала, понял, что она не спит, и 
теперь возлагал на этот сон большие надежды. Дважды прокрадывался он в избушку 
и при свете, проникавшем сквозь щели между бревнами, дважды видел ее закрытые 
глаза, полуоткрытые губы и яркий румянец на щеках, какой пылает обычно у крепко 
спящих детей. Сердце его таяло от нежности, и, обращаясь к возлюбленной, он 
говорил ей: "Дай тебе бог отдохнуть и поправиться, цветик ты мой милый!" А 
потом он еще говорил ей: "Конец теперь твоим бедам конец слезам, даст бог, 
жизнь твоя потечет теперь счастливо, как река полноводная!" Человек с открытой 
и доброй душой, он вознесся в мыслях к богу, вопрошая себя, чем отблагодарить 
его, чем ему отплатить, что какому костелу пожертвовать - зерном ли, скотом ли, 
воском ли или иными дарами, угодными богу. Он бы тут же дал обет и подробно 
перечислил бы все, что пожертвует, но решил подождать, - не зная, в каком 
состоянии проснется Дануся и вернется ли к ней память, он еще не был уверен, 
будет ли за что благодарить бога.
     Хоть Мацько и понимал, что они будут в полной безопасности только во 
владениях князя Януша, однако тоже думал, что не следует будить Данусю, так как 
сон может стать для нее спасением: он держал наготове слуг и вьючных лошадей и 
ждал.
     Однако миновал полдень, а Дануся все еще не просыпалась; дядя и плем