мешался он в разговор, - но плоть на земле до страшного 
суда.
     Мацько задумался, однако, следуя за ходом своих мыслей, прибавил:
     - Да, коли кто не достиг вечного спасенья, того Юранд не видит; но тут уж 
ничего не поделаешь.
     - Чего там рассуждать о том, что кому богом уготовано! - заметил Збышко. - 
Не приведи только бог, чтобы чужой жил здесь, где покоится священный прах. Да 
лучше я всех здесь оставлю, а Спыхова не продам, коли мне за него целое 
княжество будут давать.
     Мацько убедился, что спорить бесполезно: он хорошо знал, как упорен 
племянник, и в душе восхищался этим упорством, как и другими его душевными 
свойствами.
     Помолчав с минуту времени, старик сказал:
     - Что и говорить, не по душе мне эти речи, но ведь парень-то прав.
     И закручинился, не зная, что и делать.
     Но тут Ягенка, которая молчала до сих пор, подала новый совет:
     - Подыскать бы честного человека, да и оставить его здесь управителем или 
сдать ему Спыхов в аренду, вот и чудесно было бы. Лучше всего в аренду сдать, 
никаких хлопот, знай греби денежки. А не сдать ли Толиме? Нет, он уже стар, да 
и не в хозяйстве, а в ратном деле знает он толк. Что ж, коли не ему, так, может,
 ксендзу Калебу?..
     - Милая панна! - ответил на это ксендз Калеб. - Ждет нас с Толимой мать 
сыра-земля, да не та, что по ней мы ходим, а та, что покроет нас.
     И обратился к Толиме:
     - Правда, старик?
     Толима приставил ладонь к длинному уху и спросил:
     - О чем речь-то?
     Когда ему повторили вопрос погромче, он сказал:
     - Истинная правда. Не приучен я к хозяйству. Секира глубже берет, чем плуг.
.. Вот отомстить бы за пана с дочкой, это я бы с радостью...
     И, вытянув худые, но жилистые руки с пальцами кривыми, как когти у хищной 
птицы, он повернул к Мацьку и Збышку седую, похожую на волчью, голову и 
прибавил:
     - Немцев бить вы меня возьмите - это моя служба!
     Он был прав. Приумножил старик богатства Юранда, но не хозяйничая в 
Спыхове, а на войне добывая их.
     Тут снова вмешалась Ягенка, которая, пока шел разговор, думала, что бы еще 
предложить.
     - Нужен тут человек молодой и бесстрашный - рядом ведь граница 
крестоносцев, - такой, что не только не прятался бы от немцев, а сам их искал. 
Вот и думаю я, что очень бы подошел Глава...
     - Нет, вы только поглядите, как она рассуждает! - воскликнул Мацько, в 
голове которого, несмотря на всю его любовь к Ягенке, никак не укладывалось, 
что в таком деле может поднять голос женщина, да еще незамужняя.
     Но чех поднялся с лавки, на которой сидел, и сказал:
     - Видит бог, рад бы я пойти с паном Збышком на войну, мы уж с ним немного 
немцев нащелкали, может, и еще привелось бы... Но коли надо здесь оставаться, 
что ж, я бы остался... Толима мне друг и знает меня... Граница крестоносцев 
близко, ну что ж? Тем лучше! Мы еще посмотрим, кто первый станет пенять на 
соседство! Чем мне бояться их, пусть лучше они меня боятся. И сохрани бог, 
чтобы я в хозяйстве ущерб вам причинил, все себе загребал бы. Уж в этом-то за 
меня панночка поручится, да лучше мне сквозь землю провалиться, как я тогда и в 
глаза-то ей гляну... В хозяйстве я не очень разбираюсь, так кой-чему научился в 
Згожелицах, только думаю я, что здесь больше придется не плугом, а секирой да 
мечом орудовать. По душе мне все это, как будто... можно бы и остаться...
     - Так в чем же дело? - спросил Збышко. - Что же ты тянешь?
     Глава совсем смешался и продолжал, заикаясь:
     - Да ведь уедет панночка, а с нею все уедут. Воевать хорошо, хозяйничать 
тоже, но одному... без всякой помощи... Очень уж мне было бы скучно без 
панночки и без... ну, как бы это сказать... не одна ведь панночка ездила по 
свету... так, коли мне никто здесь не поможет... право, не знаю!
     - О чем этот парень толкует? - спросил Мацько.
     - Человек вы большого ума, а не догадываетесь, - ответила Ягенка.
     - А что?
     Но Ягенка ему не ответила.
     - Ну, а если бы с тобой осталась Ануля, - обратилась она к оруженосцу, - 
ты бы выдержал?
     Чех при этих словах повалился ей в ноги так, что пыль столбом поднялась.
     - Да с нею я бы и в пекле выдержал! - воскликнул он, обнимая ноги Ягенки.
     Услышав этот возглас, Збышко в изумлении воззрился на оруженосца; он 
ничего не знал и ни о чем не догадывался, а Мацько в душе тоже диву давался, 
думая о том, как много значит женщина во всех земных делах, любое дело может с 
нею и удаться, и прахом пойти.
     - Слава богу, - пробормотал он, - мне уж они не нужны.
     Ягенка опять обратилась к Главе:
     - Нам теперь надо только знать, выдержит ли с тобой Ануля.
     И она позвала Анульку, которая, видно, знала или догадывалась обо всем, 
потому что вошла, опустив голову и закрывшись рукавом, так что виден был только 
пробор в ее светлых волосах, которые в солнечных лучах к