желательство:
     "Они как подвыпьют, так за неосторожное слово сразу вырвут вам бороду или 
пырнут ножом". Поэтому гости удивились добродушию Повалы из Тачева и Зындрама 
из Машковиц, а более догадливые сообразили, что не у поляков грубые нравы, а у 
крестоносцев ядовитые и длинные языки.
     Кое-кто из гостей, привыкших к изысканным развлечениям при блестящих 
западных дворах, вынес не особенно благоприятное представление о нравах самих 
крестоносцев, ибо музыканты за ужином играли чересчур громко, "шпильманы" 
распевали непристойные песни, шуты отпускали грубые шутки, плясали медведи и 
босоногие девки. А когда кто-то выразил удивление по поводу присутствия в 
Высоком замке женщин, оказалось, что орден уже давно забыл о запрете и что сам 
великий Винрих Книпроде плясал здесь в свое время с красавицей Марией фон 
Альфлебен. Рыцари-монахи пояснили, что женщинам не разрешается только жить в 
замке, но они могут присутствовать на пирах в трапезной, и что в прошлом году 
супруга князя Витовта, которая жила в убранной с царской роскошью старой 
пушкарне в предзамковом укреплении, всякий день приходила сюда играть в золотые 
шашки, которые ей тут же каждый вечер дарили.
     И в этот вечер играли не только в шашки и шахматы, но и в зернь; многие 
занялись игрой, так как разговор заглушали песни и слишком шумный оркестр. 
Однако среди общего шума по временам наступала на минуту тишина, и, 
воспользовавшись одной из таких минут, Зындрам из Машковиц притворился, будто 
ничего не знает, и спросил у магистра, очень ли любят орден подданные всех его 
земель.
     - Кто любит крест, - ответил ему Конрад фон Юнгинген, - тот должен любить 
и орден.
     Ответ понравился и крестоносцам, и гостям, и все стали восхвалять за него 
магистра, а тот, довольный похвалой, продолжал:
     - Кто друг нам, тому хорошо живется под нашей рукой, а против врагов есть 
у нас два средства.
     - Какие же? - спросил польский рыцарь.
     - Вы, ваша честь, может, не знаете, что из своих покоев я спускаюсь сюда 
по маленькой лестнице в стене, а рядом с этой лестницей сводчатая комната; если 
бы я, ваша честь, проводил вас туда, вы узнали бы первое средство.
     - Истинно так! - воскликнули рыцари-монахи.
     Пан из Машковиц догадался, что магистр говорит о той "башне", полной 
золота, которой бахвалились крестоносцы; он задумался на минуту, а потом 
сказал:
     - Давно-давно один немецкий государь показал нашему послу, по имени 
Скарбеку, такую же кладовую и сказал: "Есть у меня чем побить твоего 
господина!" А Скарбек бросил туда свой драгоценный перстень и проговорил:
     "Иди, золото, к золоту, мы, поляки, больше железо любим..." И знаете, ваша 
честь, что было потом? Потом был Хундсфельд <Хундсфельд (Песье поле) - деревня 
под Вроцлавом (ныне часть города), где в 1109 г. Болеслав Кривоустый, как 
сообщается в хронике Винцентия Кадлубека, разбил осаждавшие город войска 
германского императора Генриха III. Недостоверно, однако, приводимое в романе 
объяснение названия деревни.>...
     - Что за Хундсфельд? - раздались голоса рыцарей.
     - Это, - спокойно ответил Зындрам, - поле такое, на котором не успевали 
убирать немцев, и в конце концов псы их убрали.
     Услышав такой ответ, рыцари и монахи смешались и не знали, что сказать, а 
Зындрам из Машковиц прибавил в заключение:
     - С золотом против железа ничего не поделаешь.
     - Ба! - воскликнул магистр. - Другое наше средство - как раз железо.
     Вы видели, ваша честь, в предзамковом укреплении наши бронные мастерские?
     День и ночь там куют молоты, и нигде в мире вы не найдете ни таких 
панцирей, ни таких мечей.
     В ответ на это Повала из Тачева протянул руку, взял лежавший посредине 
стола тесак для рубки мяса длиною в локоть и шириною больше чем в полпяди и 
легко, как пергамент, свернув его в трубку, поднял вверх так, чтобы все его 
видели, а затем подал магистру.
     - Коли и мечи ваши из такого железа, - сказал он, - то немногого вы с ними 
добьетесь.
     И, довольный собой, он улыбнулся, а духовные и светские рыцари поднялись 
со своих мест и, подбежав гурьбою к великому магистру, стали передавать друг 
другу свернутый в трубку тесак; все они хранили молчание, ибо дрогнули сердца 
их, когда увидели они такую силу.
     - Клянусь головой святого Либерия! - воскликнул наконец магистр. - У вас 
железные руки.
     А бургундский граф прибавил:
     - И железо получше. Скрутил тесак, будто он слеплен из воска.
     - И не покраснел, и жилы не вздулись! - воскликнул один из монахов.
     - Это потому, - ответил Повала, - что народ наш простой, но закаленный, не 
знает он таких достатков и роскоши, какие я вижу здесь.
     Тут к нему подошли итальянские и французские рыцари и заговорили с ним на 
своих звучных языках, о которых старый Мацько говорил, что они похожи на звон 
оловянных мисок. Они восхищались его силой, а он чокался с каждым и отвечал