матери над 
воротами. Были улицы, где виднелись два ряда домов, над ними - полоса неба, 
внизу - дорога, сплошь вымощенная камнем, а по обе стороны, насколько хватает 
глаз, - склады, склады, богатые, полные самых лучших, порой удивительных, а то 
и вовсе незнакомых товаров, на которые Мацько, привыкший на непрерывной войне 
захватывать добычу, смотрел жадными глазами. Однако еще больше поражали Мацька 
и Збышка общественные здания <Когда Краков стал столицей объединенного 
польского государства, были сооружены такие известные памятники старопольского 
зодчества, как Мариацкий костел (ХIII - ХV вв.), Сукенницы (здание цеха 
суконщиков, ХIV - ХVI вв.) и др.>: костел девы Марии на рынке, Сукенницы, 
ратуша с огромным погребом, где продавалось свидницкое пиво, снова костелы, 
снова склады сукон, огромный мерцаториум <торг, гостиный двор (лат.).>, 
предназначенный для иноземных купцов, здание, в котором хранились городские 
весы, цирюльни, бани, медеплавильни, воскотопни, золотоплавильни, 
сереброплавильни, пивоварни, целые горы бочек около так называемого Шротамта - 
словом, изобилие и богатство, какие и не снились человеку, непривычному к 
городу, даже если он был владетелем небольшого "городка".
     Повала привел Мацька и Збышка в свой дом на улице святой Анны, велел 
отвести им просторную комнату, поручил их попечению своих слуг, а сам 
отправился в замок, откуда вернулся к ужину уже довольно поздно. С ним пришли 
приятели, все сели за веселый пир, ели мясо до отвала, вино лилось рекой, один 
хозяин был что-то невесел. Когда гости разошлись наконец по домам, он сказал 
Мацьку:
     - Говорил я с одним каноником, грамотей он и законник, сказал мне он, что 
за оскорбление посла грозит смертная казнь. Так что молите бога, чтобы 
крестоносец не пожаловался...
     Хоть оба рыцаря и хватили лишнего на пиру, однако, услышав про это, спать 
пошли невеселые. Мацько вовсе не мог уснуть и спустя некоторое время окликнул 
племянника:
     - Збышко!
     - Что?
     - Пораздумал я обо всем и решил, что отрубят тебе голову.
     - Вы думаете? - сонным голосом спросил Збышко.
     И, повернувшись к стене, заснул сладким сном, утомившись от дороги...

V

     На другой день оба рыцаря из Богданца пошли с Повалой в кафедральный собор 
<Кафедральный собор на Вавельском холме был построен в 1320 - 1361 гг.> к 
ранней обедне богу помолиться и поглазеть на двор и гостей, собиравшихся в 
замке. По дороге Повала встретил множество знакомых, в том числе немало рыцарей,
 славных и в родном краю, и за границей; молодой Збышко смотрел на них с 
восторгом, в душе давая клятву сравняться с ними в храбрости и прочих доблестях,
 если только дело с Лихтенштейном благополучно кончится для него. Один из этих 
рыцарей, Топорчик, родственник краковского каштеляна, сообщил им новость о 
возвращении из Рима схоласта Войцеха Ястжембца, который ездил к папе Бонифацию 
IX с письмом от короля, пригласившего святого отца в Краков на крестины.
     Бонифаций принял приглашение, но, не будучи уверен в том, что сможет 
прибыть лично, уполномочил посла от своего имени быть восприемником младенца, 
который должен был появиться на свет, и вместе с тем, в доказательство своей 
особой любви к королевской чете, просил наречь его Бонифацием или Бонифацией.
     Говорили также о скором прибытии венгерского короля Сигизмунда, который 
непременно должен был явиться на торжества. Он всегда приезжал, званый и 
незваный, в гости, на пиры и ристалища; страстный охотник до них, Сигизмунд 
всегда выступал в состязаниях, желая прославиться не только как король, но и 
как певец и один из первых рыцарей. Повала, Завиша из Гарбова, Добко из 
Олесницы <Добко (Добеслав) из Олесницы (ум. в 1440 г.). - Длугош сообщает о нем,
 что на турнире, устроенном в Торуне в честь польского короля, он обращал на 
себя "взоры всех зрителей силой духа и тела", а "сев на коня по королевскому 
приказанию, настолько превзошел своих противников, что вынудил всех их покинуть 
поле", и "даже в третьем часу ночи только он один оставался на виду на арене, 
хотя против него несколько раз выступали, сменяя один другого, новые и новые 
придворные рыцари магистра Пруссии" (там же, с. 40). Эпизод этот историк, 
однако, помещает под 1404 г.>, Нашан и другие столь же славные мужи с улыбкой 
вспоминали о том, как в последний приезд Сигизмунда король Владислав тайно 
просил их не очень теснить его на турнире, щадить "венгерского гостя", которого 
весь свет знал как человека столь суетного, что от неудачи у него на глазах 
выступали слезы. Но больше всего внимание рыцарей привлекли дела Витовта. 
Рассказывали чудеса о роскошной колыбели, отлитой из чистого серебра, которую 
литовские князья и бояре привезли в дар королеве от Витовта и супруги его Анны 
<Витовт был тогда женат на дочери князя Дмитрия Ольгердовича (ум. в 1399 г.) 
Анне, умершей в 1418 г.>. Как всегда перед службой, народ разбился на кучки и 
толковал о новостях. Услыхав про колыбель, Мацько в одной из таких кучек стал 
расписывать этот драгоценный дар, но его засыпали вопросами о великом походе на 
татар, который замыслил Витовт, и Мацьку пришлось больше рассказывать об этом 
новом замысле князя. Поход был уже почти готов, многочисленное войско двинулось 
на Русь; если бы он кончился победой, владычество короля Ягайла 
распространилось бы чуть не на полмира, до неве