ельные у вас обычаи, но я не защиты искал у вас, а хотел 
побыть в вашем обществе, - отрезал Лихтенштейн. - Впрочем, надеюсь, что мы еще 
встретимся и при здешнем дворе, и в другом месте...
     В последних словах прозвучала как будто скрытая угроза, поэтому Повала 
сурово бросил:
     - Даст бог...
     Тут он поклонился, отвернулся и, пожав плечами, сказал вполголоса, но так, 
чтобы услышали те, кто стоял поближе к нему:
     - Мозгляк! Поддел бы тебя копьем да поднял на воздух, чтоб ты ногами 
поболтал у меня, покуда я "Отче наш" трижды прочту!
     И он заговорил с княгиней, с которой был хорошо знаком. Анна Данута 
спросила, что он здесь делает, он доложил ей, что, по повелению короля, ездит 
по дорогам, чтобы поддержать порядок в округе, где в связи с наплывом гостей, 
съезжающихся отовсюду в Краков, легко может произойти какая-нибудь стычка. В 
доказательство этого Повала рассказал о случае, свидетелем которого он оказался.
 Подумав, однако, что попросить княгиню заступиться за Збышка можно попозже, 
когда в этом будет нужда, и не желая портить общее веселье, он в своем рассказе 
не придал происшествию большого значения. Княгиня даже посмеялась над Збышком, 
которому так не терпелось добыть павлиньи чубы, другие же, узнав о том, что пан 
из Тачева одной рукой переломил копье, дивились его силе.
     Рыцарь, будучи человеком немного тщеславным, в душе радовался, что его 
хвалят, и сам стал рассказывать о своих подвигах, которые прославили его имя, 
особенно в Бургундии, при дворе Филиппа Смелого <Филиппа Смелый (1342 - 1404) - 
бургундский герцог с 1363 г.>. Как-то на турнире, когда у него переломилось 
копье, он обхватил руками одного арденнского рыцаря, вытащил его из седла и 
подбросил вверх на высоту копья, хотя арденец весь был закован в броню. Филипп 
Смелый подарил ему за это золотую цепь, а королева - бархатный башмачок, 
который он с той поры носил на шлеме.
     Услышав об этом, все пришли в изумление, только Миколай из Длуголяса 
сказал:
     - Обабились мы, нет уж нынче таких богатырей, как в моей молодости или в 
те времена, о каких рассказывал мой отец. Случится нынче шляхтичу кольчугу 
разодрать, самострел натянуть без рукояти или железный тесак пальцами скрутить, 
и уж он почитает себя богатырем и кичится своею силой.
     А в старину это девушки делали.
     - Оно конечно, ничего не скажешь, в старину народ был покрепче, - ответил 
Повала, - но и сейчас богатыри найдутся. Мне господь немалую силу дал в костях, 
и все-таки я не почитаю себя самым сильным человеком в королевстве. Видали ли 
вы, ваша милость, когда-нибудь Завишу из Гарбова?
     Этот меня одолел бы.
     - Видал. Плечи у него широкие, как тот брус, на котором висит краковский 
колокол.
     - А Добко из Олесницы? Однажды на турнире, который крестоносцы устроили в 
Торуне, он положил двенадцать рыцарей, к чести и славе своей и народа нашего.
     - Ну, пан Повала, наш мазур Сташек Целек <Станислав Целек (до 1383 - 1437),
 сын мазовецкого воеводы Анджея, учился в 1392 - 1402 гг. в Пражском 
университете, позднее стал подканцлером и епископом, писал латинские стихи.> 
посильнее был и вас, и Завиши, и Добка. Рассказывали, будто, зажав в кулаке 
свежую ветвь, он выжимал из нее сок <Исторический факт. (Примеч. автора.)>.
     - Сок и я выжму! - воскликнул Збышко.
     Не успели его попросить об этом, как он подскакал к обочине дороги и, 
сорвав с дерева большую ветвь, с такой силой сжал ее на глазах княгини и Дануси,
 что на дорогу в самом деле стал капать сок.
     - Господи! - вскричала тут Офка из Яжомбкова. - Не ходи ты на войну, а то 
жалко будет, коли такой хлопец да пропадет до женитьбы...
     - Да, жалко будет! - помрачнев вдруг, повторил Мацько.
     Только Миколай из Длуголяса да княгиня засмеялись. Прочие во весь голос 
превозносили силу Збышка, ибо в те времена железный кулак ценился превыше всего.
 Придворные панны кричали Дануське: "Радуйся!" - и она радовалась, хоть и не 
понимала толком, какая ей может быть корысть от зажатого в кулаке сучка. 
Совершенно позабыв о крестоносце, Збышко посматривал на всех с таким 
превосходством, что Миколай из Длуголяса, желая отрезвить его, сказал:
     - Зря ты силой своей похваляешься, есть и покрепче тебя. Я не видел, но 
отец мой был очевидцем куда более замечательного события, которое произошло при 
дворе императора римского Карла <Карл IV Люксембургский (1316 - 1378) был 
императором с 1347 г., чешским королем с 1346 г. Отец Вацлава и Сигизмунда.>. 
Поехал к нему в гости наш король Казимир с большой свитой, и был в этой свите 
славный силач Сташко Целек, сын воеводы Анджея. И стал как-то похваляться 
император, что есть у него чех, который может облапить и тут же задавить 
медведя. Устроили бой, и чех задавил двух медведей подряд. Наш король очень был 
озабочен, как бы не пришлось ему уехать с позором. "Мой Целек, - сказал он, - 
не даст себя посрамить". Порешили через три дня устроить единоборство. 
Понаехало знатных дам и рыцарей, и через три дня во дворе замка схватились чех 
с Целеком; только не долго они поборолись, потому не успели схватиться, как 
Целек сокрушил чеху хребет, переломал ему ребра и к великой славе короля только 
мертвым выпустил из рук <Исторический факт. (Примеч. автора.)>. Прозванный с 
той поры Сокрушителем, он однажды сам один поднял на колокольню большой колокол,
 который двадцать горожан не могли сдвинуть с места.