еще сильней.
     - Письмо у вас есть? - обратился Юранд к монахине.
     - Нет, господин. У нас нет письма. Нам велено передать вам все на словах.
     - Говорите!
     Она еще раз повторила все, что успела уже рассказать, как бы желая, чтобы 
Юранд раз навсегда запомнил ее слова:
     - Брат Шомберг и брат Маркварт стерегут панночку, так что вы укротите свой 
гнев... Хоть и много лет вы наносили ордену тяжкие обиды, но с нею ничего 
худого не случится, ибо братья хотят ответить вам добром на зло, если вы 
удовлетворите их справедливые требования.
     - Чего они требуют?
     - Они требуют, чтобы вы отпустили на волю господина де Бергова.
     Юранд вздохнул с облегчением.
     - Я отдам им де Бергова, - ответил он.
     - И других невольников, которых вы держите в Спыхове.
     - У меня два оруженосца Майнегера и де Бергова, а также их слуги.
     - Вы должны отпустить их на волю и вознаградить за то, что держали в 
темнице.
     - Упаси бог, чтобы я стал торговаться за родную дочь.
     - Благочестивые братья тоже так думали, - сказала женщина, - но это еще не 
все, что они велели вам передать. Вашу дочь похитили какие-то люди, наверно, 
разбойники и, наверно, затем, чтобы взять с вас богатый выкуп...
     Бог помог братьям отбить ее у них, и сейчас они одного только хотят - 
чтобы вы отпустили на волю товарища их и гостя. Но братья знают, да и вы, 
господин, знаете, как ненавидят в этой стране рыцарей креста и как 
несправедливо осуждают их даже за самые благочестивые поступки. Братья уверены, 
что, если народ дознается, что ваша дочь у них, их сразу заподозрят в том, 
будто это они похитили ее, и таким образом за доброе дело на них будут только 
возводить клевету и посылать жалобы... Да!
     Здешний народ, злобный и злокозненный, не раз уже платил им так за добро, 
отчего благочестивый орден, славу которого братья должны блюсти, терпел 
всяческое поношение. Поэтому они ставят еще одно условие: вы сами должны 
объявить своему князю и всему жестокому рыцарству вашего края, что не рыцари 
креста, а разбойники похитили вашу дочь, - а так оно и есть на самом деле, - и 
что выкуп за нее вы должны платить разбойникам.
     - Это правда, - сказал Юранд, - что разбойники похитили мою дочь и что 
выкуп я должен платить разбойникам...
     - Вы всем должны так говорить. Если только хоть один человек, хоть одна 
живая душа узнает, что вы договаривались с братьями, или хоть одна жалоба будет 
послана магистру или капитулу, могут встретиться тяжелые препятствия...
     Беспокойство изобразилось на лице Юранда. В первую минуту ему показалось 
естественным, что комтуры, боясь ответственности и худых толков, требуют 
сохранения тайны, но теперь у него возникло подозрение, не кроется ли тут и 
другая причина, какая именно - он не мог понять, и поэтому его объял такой 
страх, какой обнимает самых храбрых людей, когда опасность грозит не им самим, 
а тем, кто близок им, кого они горячо любят.
     Он решил попытаться выведать еще что-нибудь у монахини.
     - Комтуры хотят сохранить все в тайне, - сказал он, - но как же это 
сделать, если за дочь я должен отпустить де Бергова и других невольников?
     - Вы скажете, что взяли выкуп за господина де Бергова, чтобы было чем 
заплатить разбойникам.
     - Никто этому не поверит, я никогда не брал выкупа, - мрачно возразил 
Юранд.
     - Но ведь дело никогда не касалось вашей дочери, - прошипела монахиня.
     Снова воцарилось молчание; затем пилигрим, решив, что Юранд теперь должен 
смириться, набрался храбрости и сказал:
     - Такова воля братьев Шомберга и Маркварта.
     - Вы скажете, - продолжала монахиня, - что пилигрим, который приехал со 
мной, привез вам выкуп, а мы тотчас уедем отсюда с благородным господином де 
Берговом и невольниками.
     - Это как же? - нахмурился Юранд. - Неужели вы думаете, что я отдам вам 
невольников, прежде чем вы вернете мне дочь?
     - Вы можете поступить иначе. Вы можете сами поехать в Щитно, куда ее 
привезут вам братья.
     - Я? В Щитно?
     - Но ведь по дороге сюда ее снова могут похитить разбойники, и тогда 
подозрение опять падет на благочестивых рыцарей; они хотят поэтому передать ее 
вам из рук в руки.
     - А кто мне поручится, что я вернусь назад, коли сам полезу в волчью 
пасть?
     - Тому порукой добродетели братьев, их праведность и благочестие.
     Юранд заходил по горнице; он уже понимал, что тут кроется предательство, и 
боялся его, но в то же время чувствовал, что крестоносцы могут предъявить ему 
любые условия и что он перед ними бессилен.
     Но тут ему, видно, пришла в голову какая-то мысль; он неожиданно 
остановился перед пилигримом, пристально на него поглядел, а затем обратился к 
монахине и сказал:
     - Хорошо. Я поеду в Щитно. Вы и этот человек в одежде пилигрима останетесь 
здесь до моего возвращения, а потом уедете с де Берговом