ушой Ягенке, чех неохотно говорит о 
Данусе, да и Збышко был связан тайной и не мог открыться ему.
     Здоровье его улучшалось с каждым днем. За неделю до сочельника он впервые 
сел на коня и, хотя чувствовал, что в доспехах не смог бы этого сделать, все же 
приободрился. Он думал, что в ближайшее время ему не придется надевать панцирь 
и шлем, а впрочем, надеялся, что вскоре у него станет сил и на это. Чтобы убить 
время, он пробовал в горнице поднимать меч, и это ему удавалось, только секира 
оказалась пока тяжела, да и то он считал, что, ухватившись обеими руками за 
рукоять, смог бы уже нанести меткий удар.
     Наконец, за два дня до сочельника, он велел готовить сани и седлать коней 
и сказал чеху, что они едут в Цеханов. Верный оруженосец немного обеспокоился, 
тем более что на дворе стоял трескучий мороз, но Збышко отрезал:
     - Не суй нос не в свое дело, Гловач (так называл он чеха на польский лад). 
Нечего нам тут делать, а и захвораю я, так в Цеханове будет кому за мной 
присмотреть. Да и поеду я не верхом, а на санях, в сено зароюсь да укроюсь 
шкурами и только перед самым Цехановом сяду на коня.
     Так он и сделал. Чех уже постиг нрав своего молодого господина и знал, что 
ему слова нельзя сказать поперек, а не выполнить приказ - и подавно, так что 
через час они уже тронулись в путь. Перед отъездом Збышко увидел, что Сандерус 
усаживается со своим коробом на сани.
     - Что это ты прицепился ко мне, как репей? - спросил он у торговца 
индульгенциями. - Ты же говорил, что хочешь в Пруссию.
     - Говорить-то я говорил, - ответил Сандерус, - да как же мне одному идти 
по такому снегу? Первая звезда взойти не успеет, как меня волки съедят, а тут 
мне тоже нечего делать. Лучше уж я в городе стану учить людей благочестию, 
оделять их святыми товарами и спасать из сетей диавола, как обещал в Риме отцу 
всех христиан. Да и крепко полюбились вы мне, ваша милость, и не брошу я вас до 
самого отъезда в Рим, а может статься, что и услугу какую-нибудь придется вам 
оказать.
     - Он за вас, пан, всегда готов выпить и закусить, - сказал чех, - и больше 
всего рад оказать вам эту услугу. Но ежели в праснышском лесу нападет на нас 
целая стая волков, так мы бросим им его на съедение, больше он ни на что не 
годен.
     - Смотрите, как бы у вас грешное слово к устам не примерзло, - отрезал 
Сандерус, - а то такие сосульки тают только в огне преисподней.
     - Эва! - ответил Гловач, поглаживая рукавицей свои едва пробивающиеся 
усики. - Я сперва попробую пива подогреть на привале, а тебе не дам.
     - А нам заповедано: жаждущего напои. Еще один грех!
     - Ну, тогда я дам тебе ведро воды, а пока получай то, что есть у меня под 
рукой.
     С этими словами он набрал полные пригоршни снега и швырнул Сандерусу в 
бороду; однако тот увернулся и сказал:
     - Не нужны вы вовсе в Цеханове, там уже медвежонка научили в снежки играть.

     Так они переругивались, хотя оба пришлись по нраву друг другу.
     Сандерус потешал Збышка и даже как будто сильно к нему привязался, поэтому 
молодой рыцарь не стал запрещать этому чудаку ехать с ним дальше. Итак, в ясное 
утро они выехали из лесной усадьбы; мороз стоял такой сильный, что лошадей 
пришлось покрыть попонами. Все кругом потонуло в снегу. Кровли хат едва 
виднелись из-под снега, и порой казалось, что дым поднимается прямо из белых 
сугробов и столбом уносится к небесам, розовея от утренней зари и раскидываясь 
вверху рыцарским султаном.
     Чтобы не терять сил, да и укрыться от мороза под сеном и шкурами, Збышко 
ехал на санях. Он велел Гловачу пересесть на сани и на случай нападения волков 
держать наготове самострел, а пока весело с ним разговаривал.
     - В Прасныше, - сказал Збышко, - мы только покормим лошадей да погреемся и 
сейчас же поедем дальше.
     - В Цеханов?
     - Сперва в Цеханов поклониться князю и княгине и помолиться богу.
     - А потом? - спросил Гловач.
     Збышко улыбнулся и ответил:
     - Кто знает, может, потом и в Богданец.
     Чех удивленно посмотрел на своего господина. В голове у него мелькнула 
мысль, уж не отказался ли он от дочки Юранда. Это было похоже на правду, потому 
что Дануся уехала, а в лесном доме князя до ушей чеха дошел слух о том, что пан 
из Спыхова не соглашается отдать дочку за молодого рыцаря. Обрадовался добрый 
оруженосец; хоть он сам любил Ягенку, но для него она была словно звезда в небе,
 и рад он был добыть ей счастье даже ценою собственной крови. Збышка он тоже 
полюбил и всей душой желал служить им обоим до смерти.
     - Так это вы, ваша милость, останетесь уже в своих владениях? - весело 
спросил он.
     - Как же мне оставаться в своих владениях, - возразил Збы