- На западном берегу острова много-много черепах.  Ягуар  любит  есть
черепах.
     Индейцы слыли тонкими знатоками тайн природы  я  повадок  зверей.  Не
приходилось сомневаться, что наблюдения юношей были достоверными, а выводы
правильными.
     - Но если там Большая земля, отчего же вы не переплыли пролив,  чтобы
добраться к своим?
     - Мы пробовали, господин.  На плоту, - сказал Арнак, - но  в  проливе
очень сильное течение.  Нас вынесло в открытое море. Нужна лодка и хорошие
весла...
     К такой же мысли, помнится, пришел и я.
     Но как построить  лодку,  если  в  распоряжении  у  нас  единственный
инструмент - мой охотничий нож?
     Имея теперь больше свободного времени,  я  решил  заняться  гончарным
ремеслом.  Над костром мы могли печь мясо на вертеле, но из-за  отсутствия
посуды не могли его варить. Племя араваков владело искусством изготовления
посуды из обожженной глины.  При активной помощи юношей я  вскоре  добился
неплохих результатов.  Неподалеку от озера Изобилия мы отыскали подходящую
для дела глину, рядом с моей  пещерой  построили  из  камней  печь.  Затем
занялись лепкой и обжигом.  Мне припомнилось из книги о Робинзоне, с каким
трудом давалась ему эта работа.  Первые попытки оказались неудачными  и  у
нас - горшки поначалу лопались. Но потом дело понемногу наладилось.
     Возможность  варить  пищу  оказалась  весьма   существенной.    Мясо,
приготовленное теперь разными способами, обрело новые вкусовые качества, а
некоторые овощи из тех, что собирали  молодые  индейцы,  особенно  разного
рода коренья, вообще годились в пищу только в вареном виде.
     Воспоминание о Робинзоне Крузо оживило в моей памяти  многие  из  его
приключений, и особенно перипетии  отношений  с  Пятницей,  таким  же,  по
существу, индейцем,  как  Арнак  или  Вагура.  Робинзон  не  питал  против
краснокожих предубеждения, присущего мне,  уроженцу  приграничных  районов
Вирджинии, оттого ему не составило особого труда возлюбить своего Пятницу,
подобно тому, как добрый пастырь любит свою преданную паству.  К тому же и
Пятница был совсем не таким, как  мои  юные  товарищи.  Какой  восторг  он
испытывал оттого, что мог служить  своему  избавителю,  с  какой  радостью
ставил его ногу себе на темя в знак полной  покорности,  каким  неизбывным
глубоким  счастьем  наполняла  его  возможность  верного  служения  своему
господину до последнего вздоха!
     Идиллический образ столь преданного и благородного дикаря не оставлял
теперь меня в покое и порой в свободные минуты будил  во  мне  заманчивые,
но, признаюсь, несбыточные мечты.  Моим товарищам в отличие от Пятницы  не
свойственно было впадать в неистовый восторг, они не разражались то и дело
приступами буйного детского смеха; особенно сдержанным был  Арнак.  Однако
все работы они выполняли охотно, хотя, впрочем, без особого  энтузиазма  и
не слишком торопясь, но и без проволочек. "Вот бы, - точила меня мысль,  -
вот бы сотворить из этих парней этаких двух  новых  Пятниц!  Перевоспитать
их, превратить в  усердных,  преданных  мне  до  последнего  вздоха  слуг,
готовых всю жизнь следовать за своим господином неотступно как  тени,  как
псы, повсюду, даже в леса Вирджинии или Пенсильвании".
     Я был белым, они краснокожими.  Обычно принятым в этих краях  Америки
способом - грубой силой - я мог бы  превратить  их  в  рабов,  безответных
слуг.  Но мне хотелось не этого.  Мне  хотелось  взрастить  в  них  идеалы
служения мне, дабы они сами добровольно пошли за мной,  своим  господином,
бесконечно счастливые на манер Пятницы.
     Я приступил к осуществлению  своего  замысла  с  хитростью  человека,
наметившего себе определенную цель и стремящегося к ней любыми  путями.  В
один из дней, после захода солнца,  мы  сидели  у  костра,  умиротворенные
сытным ужином и довольные друг другом.
     - Я расскажу вам, - обратился я к юношам,  -  необыкновенную  историю
одного человека, англичанина, который,  как  и  я,  несколько  десятилетий
назад после кораблекрушения попал на необитаемый остров  где-то  здесь,  в
наших краях, и прожил на  этом  острове  половину  своей  жизни...  Хотите
послушать?
     Они не возражали, а Арнак спросил:
     - На необитаемом острове? Здесь, на нашем?
     - Нет, - ответил я, - тот остров прежде был необитаемым, а  потом  на
нем  обосновались  английские  и  испанские  поселенцы...   Попавшего    в
кораблекрушение англичанина звали Робинзон Крузо...
     И, стараясь подбирать наиболее простые и понятные слова, я поведал им
историю Робинзона Крузо, как она запомнилась мне самому по книге.
     Юноши слушали меня с большим интересом:  история  была  занимательной
сама по себе, происходила где-то здесь, неподалеку от  их  родины,  героем
был их земляк, похожий на них  самих  и  возрастом  и  родом.  Арнак,  как
обычно, сидел с непроницаемым лицом и спокойным взглядом, однако в  глазах
его мерцала искра, которой прежде не было.
     - Занятная  история,  правда?  -  прервал  я  затянувшееся  молчание,
которое воцарилось вокруг костра после того, как я кончил рассказ.
     Кивками они выразили свое согласие.
     - Этому Пятнице, - продолжал я, - посчастливилось  изведать  в  жизни
подлинное блаженство оттого,  что  он  имел  возможность  до  самозабвения
служить своему господину. Для него дни проносились словно в сказке. Многие