осмелившемуся вторгнуться в его владения.  Он предостерег меня и скрылся в
чаще.
     Я не осмеливался выйти из пещеры,  опасаясь  засады.  Когда  же  силы
понемногу вернулись ко мне, я осторожно собрал оторванные доски и  укрепил
их на прежнем месте.  Теперь я знал, что это ненадежная защита,  но  пусть
лучше такая, чем вовсе никакой.
     Остаток ночи прошел спокойно.
     До рассвета я неплохо выспался и, проснувшись утром, чувствовал  себя
довольно бодро, во всяком случае, голова у меня не болела, озноб прошел, а
докучал мне лишь жестокий голод.
     Первая мысль была о ночном происшествии.
     - Ягуар! Ягуар! - повторял я с ненавистью я страхом.
     Будучи опытным  охотником,  я  отдавал  себе  отчет  в  грозящей  мне
опасности.  Приди хищнику, многократно  превосходящему  в  силе  человека,
желание  полакомиться  человечиной,  и  какая  участь  ждала   бы    меня,
вооруженного всего лишь ножом да деревянной палкой?
     В то же время я задавал себе вопрос, как попал ягуар на этот остров и
чем мог здесь питаться такой  прожорливый  хищник.  Хорошо  известно,  что
ягуары отлично плавают, значит, возможно, он переплыл  пролив,  отделяющий
остров от земли на юге. А если это так, то не следует ли предположить, что
земля на юге - Южноамериканский материк?
     С  раннего  утра  голову  мою  занимали  две  главные  проблемы:  как
обезопасить себя от ягуара и как добыть пищу.  Ягуар при свете  дня  редко
выходит на охоту, значит, время до вечера в полном моем распоряжении.  Как
бы там ни было, я твердо решил  оставаться  в  пещере  и  не  возвращаться
больше на ночлег на дерево.
     Голод.  Меня мучил голод, лишая последних сил. Хитроумные  петли  мои
опять оказались пустыми.  День наступал пасмурный, душный,  и  ящерицы  не
покидали своих нор.
     К полудню у меня хватило еще сил смастерить из упругой ветви и гибкой
тонкой лианы лук,  а  из  твердых  стеблей  тростника,  росшего  у  ручья,
нарезать с десяток стрел.  Будучи еще мальчишкой, я  нередко  забавы  ради
мастерил себе луки, видел и настоящие индейские луки,  так  что  дело  для
меня не было новым.  Небольшой лук, который я смастерил  теперь,  был  мне
всего по грудь, однако стрелы выпускал недурно  -  шагов  на  пятьдесят  с
лишним.  Птицы  стаями  порхали  в  зарослях  и  отнюдь   не    отличались
пугливостью, но  стрелок  оказался  ниже  всякой  критики.  Сколько  я  ни
стрелял, попасть в цель мне не удалось ни разу.
     В конце концов, устав, я прилег в своей  пещере,  но  ненадолго,  ибо
мысль о предстоящей ночи не давала мне покоя.  В глубине  моего  прибежища
была  осыпь  обломков  скалы  разной  величины.  Я  решил  перетащить  или
перекатить их к выходу и соорудить нечто вроде баррикады.
     Понимая, сколь много зависело от этой работы,  я  немедля  взялся  за
дело.  Перенести мелкие камни  не  составило  особого  труда,  зато  более
крупные требовали усилий, превосходивших мои возможности,  а  ведь  только
они и могли устоять под напором хищника.
     Сколько же пришлось затратить мне  сил  и  труда!  Лишь  используя  в
качестве рычага  принесенные  накануне  доски,  я  сумел  в  конце  концов
кое-чего добиться.  Теряя иссякающие  силы,  я  то  и  дело  вынужден  был
прекращать работу,  чтобы  немного  отдышаться.  Когда  же  дело  все-таки
подошло к концу, я был едва жив и около часа провалялся, не двигаясь.
     День тяжкого труда близился к исходу, а во рту у меня не было еще  ни
крошки.
     Солнце вышло из-за туч и, освещая сбоку деревья, отбрасывало  длинные
тени. Птицы, как обычно в предвечерние часы, оживились и заливались на все
голоса.
     Вдруг у самого входа в пещеру раздался пронзительный вопль:
     - Пьоонг!
     И тут же со всех сторон ему стали вторить:
     - Пьоонг! Пьоонг! Пьоонг!
     До ушей моих донесся шум крыльев.
     Я приподнялся на локте и стал прислушиваться.  Убедившись по  звукам,
что птицы находятся совсем рядом, я схватил  лук,  стрелы  и  выскочил  из
пещеры.
     Птиц было десятка  два.  Величиной  с  нашу  галку,  они  относились,
вероятно, к какому-то виду семейства вороновых,  были  сплошь  черными,  а
клювы у них, тоже черные, в верхней части имели  большой  выпуклый  горб'.
Заметив меня,  "вороны"  громким  "пьоонг"  выражали  свое  изумление  или
неудовольствие,  однако  и  не  помышляли  улетать.  Некоторые,   наиболее
нахальные, летели прямо на меня и при этом возбужденно кричали.

     [' Эти птицы, довольно распространенные в Южной Америке, охотно живут
вблизи человеческого жилья.  Индейцы  называют  их  "ани".  Название  это,
распространенное и среди португальцев в Бразилии,  перешло  в  официальную
терминологию орнитологии. Латинское их название Crotophaga ani.]

     Ближайшая птица была не более чем в десяти шагах. Широко расставив на
ветке лапы, она возмущенно кричала на меня своим пронзительным "пьоонг". Я
прицелился и выпустил в нее стрелу.  Цель была близко, однако стрела пошла
в сторону. Птица заметила что-то мелькнувшее неподалеку от нее, но на этом