только ни одной живой души, но даже ни малейшего следа человека.  Теперь я
не сомневался, что никому не удалось спастись.  Мысль эта едва  не  лишила
меня рассудка.
     Один на чужом берегу, населенном,  по  всей  вероятности,  людоедами,
перед лицом неведомых опасностей, я оказался не только без товарищей, но и
без оружия и без всяких средств к существованию.
     Однако мне было всего двадцать шесть, и я был здоров душой  и  телом.
Невзирая на все горести и беды, меня начал одолевать голод.  Ну что  можно
здесь съесть? Какие-то птицы порхали в кустах, и это, конечно,  пища,  но,
увы, недосягаемая.  В заросли кустарника опустилась стая довольно  крупных
попугаев, подняв невероятный гомон. Я приблизился к ним на несколько шагов
и запустил в них камень.  Он пролетел  мимо,  а  птицы  с  громким  криком
улетели в лес.
     Бессознательно возвращаясь к тому месту, куда выбросили меня волны, я
двигался вдоль берега моря.  От шторма пострадали и всякие морские твари -
на моем пути в песке валялось множество ракушек разных сортов и  размеров,
больших и маленьких. А что, если их попробовать? Мне никогда не доводилось
прежде есть моллюсков.  Некоторые из них, показавшиеся мне  съедобными,  я
разбил камнями и съел.  Они  оказались  даже  вкусными  и  прекрасно  меня
подкрепили.  Небольшой ручей, впадавший неподалеку  в  море,  напоил  меня
свежей пресной водой.  Моллюски сотнями устилали прибрежный песок, и  я  с
облегчением подумал, что пищи мне  хватит  на  многие  недели.  Во  всяком
случае, с голоду на этом диком берегу я не умру.
     Наклоняясь за раковинами, я почувствовал в левом кармане широких моих
штанов какой-то твердый предмет.  Надо сказать,  что  костюм  мой  состоял
только из рубашки, матросских холщовых брюк,  чулок  и  кожаных  башмаков,
изрядно пострадавших во время  вынужденного  купания.  Жилет  и  куртку  я
потерял в море.  Сунув теперь руку в карман, я извлек из него мешавший мне
предмет. О радость!
     - Нож!
     Не веря от счастья своим  глазам,  смотрел  я  на  свергающую  сталь.
Вирджинский  охотничий  нож  -  сокровище  в  моем   нынешнем    положении
неоценимое.
     - У меня есть оружие! Я могу защищаться! - восторженно повторял я.
     Изнуренный выпавшими на мою долю испытаниями,  я,  как видно, склонен
был  к  экзальтации  и  легко впадал в экстаз.  Нож,  конечно,  был важным
союзником и как-то меня приободрил,  но мог ли он надежно защитить от всех
неожиданностей,   подстерегавших   меня  в  этом  незнакомом  краю,  и  от
опасностей, уготованных мне неведомым будущим?
     Заходящее солнце уже касалось  горизонта,  и  пора  было  подумать  о
ночлеге.  Ночь обещала быть теплой, одежда моя давно высохла  на  теле,  и
бояться холода не приходилось.  Зато мысль о хищных зверях не  давала  мне
покоя.  Я знал по рассказам, что Южная Америка кишит страшными тварями.  В
трехстах шагах от моря возвышалось громадное развесистое дерево.  Я  решил
отправиться туда и провести ночь в его кроне.
     Под вечер ветер почти совсем стих и  море  окончательно  успокоилось.
Бросая  взгляды  вдаль,  на  темнеющую  поверхность  воды,  я  высматривал
какой-нибудь признак человеческой жизни и  хоть  малейший  след  разбитого
корабля.  Увы! На бескрайней морской глади ничто не останавливало взгляда,
а  пустынная  даль  лишь  усиливала  чувство  обреченности    и    полного
одиночества.
     Дерево, избранное  мной  для  ночлега,  было  сплошь  увито  лианами,
которые не только во множестве свисали с сучьев на землю,  словно  толстые
канаты, но и опоясывали кольцами ствол, подобно огромным змеям.  По ним не
составляло труда взобраться  наверх.  Отыскав  на  толстых  нижних  сучьях
сравнительно удобное место, я уселся, опершись спиной о ствол, а чтобы  во
сне не свалиться, сорвал несколько тонких лиан и  прочно  ими  привязался.
Эти растения вполне для этого  годились,  будучи  на  редкость  гибкими  и
прочными.
     Я дьявольски устал, но заснуть не мог. В голове роились всякие мысли,
и особенно тревожил вопрос: куда занесла меня злая судьба?
     Направление шторма, а также некоторые особенности природы -  ну  хотя
бы виденные мной крупные  попугаи  -  позволяли  предположить,  что  волны
выбросили меня на Южноамериканский  материк,  возможно,  где-то  в  районе
северной части устья реки Ориноко.  Если так, то, идя пешком вдоль моря на
запад, я мог бы добраться через несколько недель или месяцев до  испанских
поселений Венесуэлы  и  оказался  бы  среди  цивилизованных  людей.  Среди
цивилизованных, но среди доброжелательных  ли  и  готовых  прийти  мне  на
помощь - это уже другой вопрос.
     Я, конечно, скрыл бы от них свою службу на пиратском корабле, но я  и
без этого рисковал подвергнуться гонениям просто как англичанин. Англичане
и испанцы в этих водах Атлантики жили между собой хуже  кошки  с  собакой,
грызясь из-за островов.  И хотя в Европе мог царить мир, здесь между  ними
всегда шла война, война необъявленная и тайная, но тем не менее жестокая и
кровавая.
     Вильям рассказывал мне, что на этих берегах  Южной  Америки  рыщут  и
племена диких  индейцев,  карибов,  не  покоренных  европейцами  и  широко
известных своей жестокостью по отношению ко всем чужеземцам.
     Да, невеселые мысли бродили в бедной моей голове,  пока  я  сидел  на
дереве, подобно какой-нибудь обезьяне. Вместе с густеющим мраком в воздухе