ултан меня,  Моурав-бека,  в государственных делах за невежду?  А
если,  наоборот, проявить полную осведомленность, не примет ли за лазутчика,
разведывающего  для   личных  целей  о   состоянии  Стамбула?   Сама  судьба
подсказывает осторожность. О восточная хитрость! Когда же заговорит султан?"
     Но  нет  начала без  конца и  конца без  начала!  Султан заговорил.  Он
милостиво спросил:
     - Ласкает  ли   твой  взор,   Моурав-бек,   стольный  город  повелителя
вселенной?
     - Султан султанов,  "средоточие мира", я поражен твоей империей! Только
мудрость  ставленника  неба  могла  воссоздать  невиданную  силу  и  покрыть
неувядаемым блеском царствование потомка Османа.  Я знал много стран,  видел
сражения на слонах, видел, как ятаганы разрубали воинов, закованных в броню,
надвое,  как стрелы пробивали панцири всадников,  а заодно и их сердца, знал
немало  прославленных полководцев,  ведущих на  смерть  тысячи тысяч  рабов,
чтобы добыть победу своему божеству,  -  но  нигде не  видел я  столь мощных
орудий,  способных вмиг  сразить огненным боем  целое  войско.  Велик султан
Мурад!  Мой повелитель, я восхищен большим восхищением! Не хватит и ста лет,
чтобы насладиться зрелищем силы твоей боевой страны,  но хватит и  двух лет,
чтобы  я  мог  покорить падишаху Мураду не  только надменный и  гордый своей
военной силой Иран,  но...  и  те царства,  которые лежат и слишком близко и
слишком далеко.
     - Моурав-бек,  твои речи услаждают мой слух, - слегка откинулся в седле
султан,  придерживая драгоценную саблю, - ибо они славят дела благословенной
Оттоманской империи.  Знай,  я  умею ценить и  острый меч  в  сильной руке и
благородное намерение в сильном сердце! Да поможет тебе пророк Мухаммед!
     Шумные   приветствия  орт,   отчаянные  выкрики   конников   капы-кулу,
восторженные  пожелания  "падишаху  вселенной"  чаушей,  фанатические  вопли
янычар слились в один невообразимый рев.
     Не  помогали ни  свист  плетей,  ни  грозные  взмахи  га-дар,  -  толпа
стамбульцев лезла под  конские копыта,  лишь  бы  увидеть хоть  полу богатой
одежды властелина.
     С  трудом удалось приблизиться к  военной гавани,  уставленной пушками,
еще  больше  изумившими Саакадзе своими  размерами.  Заметив,  как  очарован
Моурав-бек, султан мягко сказал:
     - Моурав-бек!  Слава аллаху,  ты прибыл в  средоточие мира вовремя.  Я,
Мурад,  обладатель сабли Османа, я, ставленник пророка, "падишах вселенной",
я, султан, "утешение мира", повелел собрать несметное войско. Аллах керим! В
Анатолии и Сирии оно покажет свои клыки презренному шаху Аббасу, не знающему
в битвах ни совести,  ни чести. Вот везир Хозрев-паша не устает восторгаться
Моурав-беком,  доказавшим в  единоборстве с  персидской гиеной,  возомнившей
себя львом,  что она не больше как мул.  И я, султан, властелин османов, уже
повелел воздвигнуть на  берегу Мраморного моря  киоск  в  честь  уничтожения
лучшего полководца шаха, щедрого Карчи-хана, оставившего на грузинской земле
не  только сто тысяч голов иранской баранты,  но  и  свою драгоценную башку,
которую справедливо сравнить с козлиной.
     - "Падишах вселенной"! Каждое твое слово - алмаз! - благоговейно сказал
Саакадзе. - Я сочту за высокую честь добыть тебе пятый трон шаха Аббаса.
     Султан потопил довольную улыбку в  своей  курчавой бороде,  пропитанной
маслом  болгарских  роз.   Он  кинул  на  везира  многозначительный  взгляд.
Хозрев-паша, поправив пистолет за парчовым поясом, не преминул сказать:
     - Во имя аллаха,  ты,  Моурав-бек,  поразил и  увертливого Иса-хана.  Я
запомнил его по  битве под Диарбекиром.  Он  предан "льву Ирана",  но  перед
тобой он "мышь Персии". Ты ловко уменьшил число его сарбазов и проложил путь
к новым победам. Теперь на тебя снизошли благотворные лучи милости "падишаха
вселенной",  это поможет тебе исполнить желание султана султанов и  одержать
еще  большие  победы  в   Сирии  и   Анатолии.   Османский  мир  возмущается
неблагодарностью криволапого "льва Ирана". Ты прославил его в Афганистане, а
он пытался опозорить тебя в Грузии.  Нет, в саду султана, "средоточия мира",
ждут  тебя,  Моурав-бек,  благоуханные лавры!  Отбрось Сефевида от  Кавказа,
пусть захлебнется в каспийской воде.
     - Нет ни одного разумного картлийца,  -  ответил Саакадзе, - который не
пожелал бы  выполнить волю  падишаха Мурада.  Каспийская вода станет могилой
кровожадного "льва".  В этом порукой мой меч!  В Картли я не мог осуществить
подобное,  ибо ни продажные князья,  ни духовенство не помогли мне войском и
вредили хулой.
     Вновь  засвистели плети,  сверкнули гадары,  оттесняя  зевак.  Загудело
войско. Султан проследовал к Золотому Рогу.
     Несмотря на  все  усилия стражи Сераля,  толпы турок,  греков,  арабов,
негров  в  яркоцветных одеждах,  как  зачарованные,  продолжали следовать за
султаном.
     Саакадзе  приглядывался к  взбудораженной толпе.  "Могу  поклясться,  -
думал он,  -  эти бесплатные глашатаи не замедлят разнести по всему Стамбулу
весть о  необычайной милости султана,  так  приблизившего к  себе полководца
грузина".
     Золотой Рог!  Султан любил это хранилище голубой воды, в нем помещалось
солнце, свидетельствуя о божественном происхождении его, Мурада IV. На мосту
он придержал коня,  сверкающего драгоценной сбруей,  и  устремил молитвенный
взор на минарет, где начиналось небо:
     - Если  бы  все  деревья  превратились в  перья,  семь  океанов  вместе
покатили б  волны чернил,  то и этого не хватило б,  чтобы изобразить чудеса
всевышнего,  ибо  он  премудр  и  всемогущ!  Я,  ставленник аллаха,  говорю:
истребишь  шаха   Аббаса,   и   через  двадцать  четыре