нью полумесяца, переливы золотой парчи на важных пашах, наслаждающихся
дарами солнца и земли,  алмазы,  как застывшие слезы,  впаянные в рукоятки и
ножны великолепных ятаганов,  тень от которых лежит на отрогах Македонии, на
аравийских песках, на берегах Анатолии, у подножий пирамид Египта. И раскаты
труб и барабанов, заглушающих выкрики и вопли.
     Когда  катарга  приблизилась к  посольскому кораблю и  с  одного  борта
перебросили на другой широкий трап, украшенный гирляндами роз, Семен Яковлев
мысленно перекрестился и,  соблюдая свой чин,  неторопливо и  с достоинством
перешел на султанскую галеру. За ним, "сохраняя важность хода, не раскидывая
очей,  руками  не  махая  и  не  прыская  ногами",  последовал подьячий Петр
Евдокимов.  Так же  степенно,  помня наказ:  "Дабы государеву имени никакого
бесчестия не  было",  взошли на  катаргу иные посольские люди -  кречетники,
писцы,  свитские  дворяне,  стрельцы и  различные слуги.  На  груди  у  всех
красовался двуглавый черный орел с  короной,  скипетром и державным яблоком.
Выпорхнувший из  Византии,  он  как  бы  с  удивлением взирал  на  Царьград,
ощерившийся,  как копьями, стройными минаретами, взметнувший ввысь, как щит,
свинцовый, с золотым алемом на вершине купол мечети Баязида II, наследника и
сына  Завоевателя*,  поправший древний форум Тавр,  как  попирает конь своим
копытом обломок рухнувшего мира.
     ______________
     *  Мохмед II Завоеватель -  турецкий султан в  1451-1481 годах.  В 1453
году захватил Константинополь.

     Меркушка  незаметно подтянул сапоги,  сдвинул  шапку  набекрень и,  уже
позабыв о песне: "Может, приснилось наяву?" - в самом благодушном настроении
вступил на трап.  Он любил впервые ощущать себя в  новых городах и  странах.
Всегда предстанет перед глазами дивное: то сооружение, похожее на корабль, -
поставь паруса,  и понесется по воздуху легче золотистого облачка, то залив,
похожий на площадь,  - раскинь цветники, а фонтаны сами ударят; то множество
столбов, - набрось сверху ветвей и гуляй себе в мраморной роще.
     О турках слышал Меркушка многое в кружале, что на бережку Неглинной, от
стремянного того Чирикова,  пристава,  который был  приставлен еще  лет пять
назад к турецкому послу,  но видеть их не видал. Лишь раз на Ордынке гоготал
над медведем, изображавшим турка: ходил Топтыгин на задних лапах, в тюрбане,
свернутом из желтого заморского сукна, в красных штанах с серебряным шнуром,
и ревел,  как недорезанный,  когда его величали басурманом.  Но какой же это
турок,  если и  одной жены не имел косолапый,  получал от поводыря палкой по
лбу,  как  любой  холоп,  вежливо  выдувал  с  полкадки  вишневого  сока  и,
раскорячившись, танцевал на бревне, как баба на ярмарке?
     Теперь предстояло увидеть турок  наяву  -  лихих  наездников,  свирепых
рубак,  нагнавших страх на большие и малые страны,  владетелей Черного моря,
называемого ими Синим,  да  татарского Крыма и  крепости Азов,  сопредельной
Тихому Дону,  находившейся в постоянной вражде с войском казачьим. Во многие
моря носил Меркушку буйный ветер,  пронес через Босфор - "Течение дьявола" -
и в загадочную бухту Золотого Рога. Здесь из-за угла могла выглянуть роза, а
из куста роз -  ятаган,  поэтому Меркушка решил не спускать глаз с  заветной
пищали.
     Обогнув  серединную  мачту,  он  вышел  к  особому  возвышению,  богато
убранному коврами,  золотным бархатом и вокруг стенок - золотными подушками.
Трое пашей Дивана -  Осман,  Арзан и Селиман, приложив руку ко лбу и сердцу,
почтительно приветствовали русских  послов.  От  Меркушки не  укрылось,  как
Осман-паша незаметно подал сигнал, подхваченный беком, капитаном катарги.
     И  разом  топчу (пушкари),  замерзшие возле пушек,  пришли в  движение,
приложили подожженные фитили,  и одновременно грохнули, окутываясь пороховым
дымом,  шесть пушек: на деке три, одна посередине и две по бокам. Пять ядер,
каждое  весом  в  двенадцать окк,  пронеслись за  бортом  и  взметнули вверх
каскады голубой воды.
     "Почет  послам  кажут!"  -  приосаниваясь,  подумал Меркушка,  принимая
толику пушечного грома на  свой счет.  Пу