лаком доску, отражавшую землю и
небо.  Тридцать две фигуры самоотверженно бросались в битву,  применяя ходы,
созданные  высшим  разумом.   Гибель  пешек  и  подвиги  коней,  уничтожение
военачальников и разрушение башен вызывали в глазах шаха холодный блеск, а в
сердце прибой кипучих волн. Игра многих сводилась к победе одного короля.
     Этим королем возжелал стать Аббас.  Он играл умело,  крупно,  используя
намерение  ряда  европейских  стран  заполучить  его   как  союзника  в   их
ожесточенной борьбе с турецким султаном. По квадратам площадей в Исфахане на
конях,  верблюдах и кораблях беспрерывно выезжали из Ирана послы, которых он
посылал в  Московское царство,  в  любимицу морей  -  Голландию,  в  знойную
Испанию,  к  воинственному германскому императору и  христолюбивому римскому
папе.  И  по этим же квадратам морей и земель прибывали к нему посольства из
снежной  Руси,   туманной  Англии,  стран  крылатых  кораблей  -  Испании  и
Голландии.  Играя с  Западом,  он  не  забывал Восток.  И  далекий Сиам  уже
находился в пределах его глаз.
     Шах Аббас!  Он  не  застыл в  косности,  не дурманил себя курением,  не
предавался гаремным излишествам. Яд и кинжал были бессильны пред ним. Он был
"царь царей"! Такой же, как Кир и Дарий из династии Кеянидов, Ардекир, Сапор
и  Хозрой  из  династии Сассанидов,  Исмаил  и  Тахмасп  из  его  династии -
Сефевидов.
     Но он не был счастлив. Чем больше высоких дел вершил он на благо Ирана,
тем  коварнее становилась призрачная птица,  порхающая возле  зорких глаз  и
ускользающая из-под цепких рук.
     "Сто забот" продолжали отягощать его.  Игра требовала тысячи ухищрений,
и нелегко было завершить ее безоговорочным матом.
     Шах  Аббас  становился все  задумчивее.  Скользили тени  уходящих дней,
оставляя в душе тревогу.
     "Комар!  -  восклицал шах.  -  Хосро-мирза и Иса-хан радуются.  О,  как
благосклонна к ним судьба. Они пригнули к стопам шах-ин-шаха Картли и Кахети
и  возвратились в  Иран  с  большим войском!..  Видит  аллах,  лучше бы  они
позволили  грузинам  выстроить  пирамиду  славы  из   двадцати  тысяч  голов
сарбазов,  но  привезли бы  мне  одну -  голову Георгия Саакадзе!  Свидетель
Хуссейн,  не  турки  устрашают меня,  а...  Непобедимый!  Да  будет известно
легковерным:  раз  Непобедимый не  побежден,  ничего не  стоит победа ханов!
Торжество царя Теймураза и князя Эристави смешит умных и радует глупцов. Кто
сказал, что временное отступление полководца - поражение? Лазутчики доносят:
в  большом почете Непобедимый у  султана Мурада!  -  Шах крепко сжал в  руке
чубук кальяна.  -  Вот источник беспокойства! Бисмиллах, дружба царя Русии и
патриарха Филарета с Ираном -  мираж в пустыне!  Избавятся от когтей Польши,
и...  мираж рассеется. Царство медведя придавит царство льва, Русия выйдет к
большой воде,  ибо от глаз ее не может спрятаться ни одна капля. А торжество
медведя над краковским орлом выгодно и шведскому королю,  и голландскому,  и
всем,  кто  решил сейчас сразиться с  Габсбургом;  выгодно это и  патриарху,
смеющему называть себя  "вселенским",  греку Кириллу Лукарису,  а  главное -
выгодно Турции, ибо королевство Польское извечный враг османов. Видит аллах,
я существую как вечный владыка,  и мне Польша не мешает,  но я помогаю Русии
воевать с королем Сигизмундом,  -  все средства хороши из запасов мира,  что
отвлекают русийцев от  Гурджистана.  Непобедимый уверяет,  что и  без помощи
единоверцев может избегнуть власти Ирана. Но у него нет ключей к сокровенным
тайнам,  и  он  забыл о  комаре.  Или посол франков перестал щекотать ноздри
завистливому Хозреву,  первому  везиру?  А  везир  не  щекочет ноздри  своей
жене-гюрзе Фатиме?  А она своему брату-павлину, султану Мураду? Все это так,
но зреют плоды Закума,  и чихать,  иншаллах,  придется Непобедимому!  Повелю
лазутчикам выведать,  сколько  золотых  туманов  насытят двух  разбойников -
посла франков и везира османов,  чтобы они защекотали Моурав-бека... На поле
битвы он непобедим, но комар... Комар может все! Защекотать царя, обессилить
муллу,  не  допустить Непобедимого до  поля битвы...  А  если аллаху угодно,
пусть потом султан обрушит на меня хоть все свои орты,  - не устрашусь!.. По
воле аллаха, сотворившего души, придет много, убежит мало..."
     Он передвинул белого слона на семь покрытых лаком квадратов и  внезапно
приказал дежурившему хану отправить в августинский монастырь гонца стражей и
пригласить на ужин патера с главными миссионерами.
     "Да  возвысится величие  аллаха!  Свет  в  моем  светозарном сердце!  Я
разрешил  христианским странам  помогать мохамметанским.  И  я,  шах  Аббас,
завоевал остров Хормоз...  с помощью англичан... Аллах не останавливает свое
милосердие на полпути,  - еще многое завоюют правоверные с помощью христиан,
вечно дерущихся друг с другом..."

     Выслушав слова гонца,  подкрепленные звоном клинков стражи,  испуганные
католики,  оставив  устное  зав