говца отплыть. Он еще раз тщательно обыскал всю лачугу, сарай и, не найдя
пиастров,  выбил пыль из чувячника и потащил его к кади.  У торговца не было
свидетелей,  а  чувячник клялся,  что не  только не  брал,  но даже не видел
никаких пиастров.
     Торговец был  хоть и  мусульманин,  но  чужеземец и,  по  одежде видно,
богатый,  поэтому кади  поверил чувячнику и  взыскал с  торговца за  клевету
пятьдесят пиастров в пользу сберегателя закона.  Торговец завопил:  он и так
потерял семьдесят!  Чувячник в свою очередь закричал, что чужеземец три раза
издевался над  ним,  и  вот  он,  чувячник,  не  может работать и  семья его
голодает.  Кади  сурово напомнил:  "Один час  правосудия дороже аллаху,  чем
семьдесят дней  молитвы",  прочел  торговцу  суру  о  милосердии Мухаммеда к
бедным и  тут же взыскал с  торговца пять пиастров за побои,  которые лишили
бедняка заработка.  Торговец выложил перед кади  пятьдесят пять  пиастров и,
проклиная Стамбул,  хотел удалиться,  но кади задержал его и взыскал еще два
пиастра за оскорбление города,  в  котором живет султан.  Торговец,  швырнув
монеты, поспешил к выходу. Кади опять задержал его и взыскал еще один пиастр
- за неучтивость к хранителю закона. Торговец осторожно положил пиастр перед
кади и,  вежливо кланяясь,  попятился к  дверям,  а  выскочив на  улицу,  не
оглядываясь,  побежал  к  пристани.  Кади  сурово  посмотрел  на  чувячника,
напомнил ему суру о  гостеприимстве и  взыскал с него в пользу стража закона
три пиастра за грабеж чужеземца.
     Выждав,  пока утих хохот "барсов",  Халил, спокойно перебирая бирюзовые
четки, сказал:
     - О  торговце  все.  Теперь  об  Ибрагиме.  Когда  его  мать  с  детьми
вернулась,  чувячник избил  Ибрагима за  то,  что  он  не  сумел понравиться
торговцу.  О  Осман,  сын  Эртогрула,  сколько  пиастров  потерял  он  из-за
проклятого  аллахом  сына!   Тут  Арзан,  которому  очень  понравилось  быть
сумасшедшим,  заблеял в  лицо  отцу и  не  посчитался с  тишиной,  услужливо
пообещав еще не такое придумать, когда вырастет. Ибрагим воспользовался тем,
что  чувячник начал  угощать палкой  нарушителя тишины,  и  убежал  ко  мне.
Остальное вы знаете.
     - Все же ты платишь чувячнику?
     - Разбойнику нет,  но мать Ибрагима, лишь наступает новолуние, стучится
в  дверь.  И  я ей даю по двадцать пиастров.  Арзана же за то,  что он помог
спасти  Ибрагима,  я  устроил у  своего шурина,  ученого хекима,  мужа  моей
единственной сестры.
     С  того  дня  до  сегодняшнего прошло девять лет.  Хеким  сделал умного
Арзана  своим  помощником,  только  настрого  запретил  ему  не  считаться с
тишиной,  ибо учтивость - лучшее лекарство для тех, кто не любит назойливого
шума.
     Ростом бросил укоризненный взгляд на потешающихся "барсов" и  уже хотел
извиниться перед Халилом, как в лавку почти вбежал пожилой турок.
     - О ага Халил,  поспеши найти подобные!  -  Он протянул нить, на ней не
хватало трех бус.  -  О Халил,  как раз пришел караван и мой хозяин не может
без четок сосчитать, сколько платить погонщикам.
     Халил взял  четки,  пощупал и,  с  отвращением отшвырнув их,  кинулся к
тазику, наполненному розовой водой, и принялся мыть руки:
     - Как смеешь,  гырба, протягивать мне четки, отдающие запахом бараньего
навоза?
     - Ага Халил, очень тороплюсь.
     - Торопишься, иди к Сеиду, кроме благовоний, тоже четками торгует.
     - Ага  Халил,  хозяин велел у  тебя  одного купить,  в  счастливую руку
верит.
     - Тогда подожди,  сейчас вернется Ибрагим; а у меня богатые покупатели,
десять нитей четок нужно выбрать, - сидишь, не время с тобой возиться.
     - Ага Халил, очень тороплюсь.
     - Тогда уходи.
     - О аллах, хозяин велел у одного тебя...
     - Тогда подожди.
     - Ага Халил...
     В  лавку порывисто вошел Ибрагим.  Увидя покупателя,  он ловко поставил
свой  поднос  на  второй арабский столик,  взглянул на  протянутые четки  и,
морщась, снял с гвоздя точно такие же.
     - Богатый купец,  а  четки покупает,  как  у  хамала.  Клади на  стойку
двенадцать пиастров.
     Турок вмиг отсчитал монеты и поспешил на улицу.
     Ибрагим достал тряпку, протер пиастры и опустип в ящик. Ополоснув руки,
он достал из-за ковра чашечки и принялся разливать ароматный кофе.
     - Ты что, к джинну в гости бегал? Или сам кофейные зерна выращивал?
     - Хуже, ага Халил, сосуд для варки кофе сам вычистил. Ты бы из такого и
глотка не сделал, я тоже.
     - Наверно,  покупатель в самом деле торопился,  -  заметил Ростом. - Не
видал, чтобы, не торгуясь, платили.
     - По желанию аллаха,  у меня не торгуются.  Все знают - лишнее не беру.
Если за десять мангуров покупаю,  за тринадцать продаю.  Мангур на расход по
лавке,  мангур для дома и  мангур откладываю для матери...  Ты что,  невежа,
смеешься?  - накинулся он на Ибрагима. - Или я неверно сосчитал? Смотри, как
бы не пришлось обновить сегодня на твоей спине палку.
     - Обновлять не стоит,  -  фыркал Ибрагим,  - придется новую купить, эта
укоротилась.  Десять лет обещаешь и  все не выполнил.  А  смеюсь я над твоим
способом торговать.  Хорошо,  ханым про сундуки не догадывается.  Ай харани,
харани, съел я сорок котлов баранины, теперь пойду и расскажу.
     - Будет то  или  не  будет,  тоже пять лет  обещаешь...  Лучше кофе еще
налей, иначе остынет.
     Ибрагим  стал  угощать "барсов".  Вошел  пожилой турок,  за  ним  слуга
хвастливо нес кисет с монетами.
     Халил принялся показывато "барсам" четки,  лежащие на столике, советуя,
какие  брать.  "Барсы"  важно  рассматривали  товар  и,  не  понимая  зачем,
некоторые откладывали.  Ибрагим,  зорко  оглядев покупателя и  открыв ключом
ящик,   стал   выкладывать  четки,   расхваливая  подбор   бус.   Покупатель
нерешительно щупал, перебирал, косился на Халила, явно, но тщетно ожидая его
вмешательства,  -  наконец выбрал подсунут