риродный  воин  способен  нанести  поражение шаху  Аббасу,  в  котором  так
нуждается султан.  Поверив в  возможность победы,  Мурад пренебрежет другими
возможностями, более призрачными, на Западе, и не преминет отказать в помощи
против Габсбургов королю шведов Густаву-Адольфу,  к  которому так благоволит
этот хитрец,  патриарх Кирилл.  Обо всем этом и  словом нельзя проговориться
грузину.  Он  и  в  безобидной  ракушке  тотчас  разгадывает потайной  смысл
политического разговора.
     Димитрий, отпив шампанского, передернулся:
     - Сладкий уксус! Полторы змеи им на закуску!
     Де Сези снисходительно улыбнулся и  спросил,  чем недоволен рыцарь гор?
Ростом  не  совсем  точно  перевел  с  грузинского  пожелание  Димитрия,   и
переводчик констатировал, что вино славной Шампани показалось грузину нежнее
поцелуя гурии, на который он рассчитывает в далеком будущем. Сам же Ростом с
удовольствием отпивал  размеренными глотками искрящийся напиток и  советовал
Дато  не  пренебрегать странным угощением.  Чокнувшись с  де  Сези,  Моурави
залпом  осушил фужер  за  здоровье посла  короля франков,  направляющего его
политику в  верную сторону.  Поражение шаха  Аббаса укрепит Стамбул на  двух
рубежах: восточном и западном.
     - Почему так торопится с войной посол? - поинтересовался Дато, сохраняя
невозмутимый вид. - Не потому ли, что шах Аббас мешает французской торговле?
     - Вы на пути к истине! Моему королю нужно поражение шаха Аббаса. Дружба
России и  Ирана  не  нравится его  величеству.  И  потому:  "Цетэрум цензэо,
Картагинэм дэлендам эссэ!*,  то  есть:  "В  остальном полагаю,  что Карфаген
должен быть разрушен!" Но,  насколько я понимаю, для этого Непобедимому надо
спешить в Грузию. Плохая дорога - вам не помеха!..
     ______________
     *  Слово  римского сенатора Катона  Старшего,  который  все  свои  речи
заканчивал призывом к войне с Карфагеном.

     - Посол  ошибается!  Недавним поражением в  Грузии я  обязан наполовину
плохой дороге,  размытой дождями и  затерявшейся в  тумане и тучах...  И вот
мгла не позволила мне найти правильный путь к сердцу народа...  Ну, до этого
тебе,  посол, дела нет! Я против Дивана не пойду ни по плохой, ни по хорошей
дороге...
     Поездка  от   Пале-де-Франс  до  Мозаичного  дворца  казалась  особенно
длинной.  "Барсы" не  нарушали молчания.  Завязывался новый  узел  политики,
достаточно тугой.  Было ясно,  что за  спиной де Сези действуют внушительные
силы.  Но ради каких целей?! Потворствуя чьим интересам?! И кто платит здесь
за кровь?
     - Будем,  друзья,  настороже!  Не  нравится мне  противозаконная дружба
гиены и лисицы.  Сам бог повелел им быть в раздоре...  Хозрев показывает нам
нежную атласную подушку для сна, вышитую мелким бисером. Но бисерные цветы и
птицы  при  тщательном осмотре  оказываются янычарами и  военными кораблями.
Действительность не располагает ко сну. Вторгаясь, эти бисерные злодеи рубят
чужой  народ  и  палят  из  корабельных пушек,  покрывая чужой берег дымом и
огнем.
     - Я  почти то  же  самое думал,  дорогой Георгий,  но  мы слишком много
бодрствовали, чтобы предаться дреме, да еще на неудобных подушках.
     - Дато прав.  И  я скажу такое:  мы привыкли спать только на грузинских
мутаках, особенно в логове гиены.
     - Посол хитрит,  дорога в Иран у нас с Турцией одна, но... цели разные.
И лучше, чтобы друзья Хозрева об этом не догадывались.
     - Полторы лягушки им  на  закуску!  Пусть для  себя стелют атлас.  Наши
грузинские мутаки способствуют не только отдыху, но и крепким думам.
     Чуть покраснев,  солнце клонилось к морю,  откуда подул свежий ветерок.
"Барсы" подъезжали к Мозаичным воротам.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

     "Барсы" вели счет дням.  Поэтому они то вдвоем, то группою слонялись по
Константинополю,  особенно  по  торговым  пристаням Босфора  и  по  базарам.
Разговоры с  купцами  приносили им  чистую  прибыль:  познание стамбульского
мира.
     Привлекали внимание "барсов" и  собиратели масал  и  знатоки  ходиси  -
преданий.   В   кофейнях  они   внимательно  слушали  меддахов-подражателей,
придающих   своим   притчам   аромат   арабских   сказаний,   и   чужеземных
путешественников,  собирателей чудесных  историй.  После  странствий  они  к
"Тысяче и  одной ночи" прибавляли тысячу и  один день -  описания невероятно
опасных  приключений,   в   которых  они   якобы  являлись  участниками  или
очевидцами, что давало им право восклицать в своих странах:
     "О боже! О аллах! О Будда!"
     "Что сподобил всевышний узреть очам моим!"
     "Что  в  своем  величии  благосклонно представил  моим  глазам  сеятель
возвышенных чувств!"
     "Что в своем милосердии разрешил лицезреть рабу седьмого неба!"
     "О люди, выслушайте притчу о посланце из царства жизни!"
     "О посланце из царства смерти!"
     "О небесной деве, разбрасывающей цветы у подножия бронзового пророка!"
     "О... выслушайте! Ибо многое должны запомнить и юноши и старцы!"
     И  соотечественники с  благоговением,  восхищением и изумлением внимали
"Мудрости лжи" и "Невероятной правде"...
     - Послушайте, "барсы", о чем кричит этот обманщик в чалме?
     "Нет  истины  кроме  истины!   -   надрывался  сказитель.   -   З