|
разукрашенных берберийцах Ило и Заза, а за ними проследовали пышные
носилки.
Приветливо встретили картлийки гостей: Елену, жену Заза, Софию, ее
мать, и Магдану. Красивые гречанки смуглолицые, рослые и гибкие, с большими
серьгами в тонких ушах и с массивными браслетами на выхоленных руках, с
роскошными волосами, заплетенными в косы, в свободных платьях с красным и
черным шитьем и в ярких сандалиях, в меру порывистые и несколько говорливые,
засыпали Русудан и Хорешани восторженными восклицаниями:
"О, мы так счастливы, что владеем благодаря князьям Барата грузинской
речью и можем выразить свое восхищение!", "О Христос, как прекрасны
грузинки!", "Как жаль, что Арсана нездорова, а как она пожалеет", "О
Магдана! Ты умышленно скупо расхваливала княгинь, ибо истинная красота
недоступна сравнениям! Разве только с Афродитой или Дианой могут соперничать
грузинки".
Привыкшая к персидской лести Русудан и та смутилась. А Хорешани? О, эта
плутовка откровенно расхохоталась и просила гостей не заставлять краснеть
судьбу, создавшую Хорешани совсем не такой, какой видят ее прекрасные
гречанки.
Вскоре гости, уютно расположившись на зеленых диванах, клялись, что так
хорошо они чувствовали себя лишь в родных Афинах. О Николай чудотворец, они
снова дома!
Озадаченный Гиви прошептал на ухо другу: неужели Мозаичный дворец так
похож на их дом в Греции? Дато глубокомысленно оглядел потолок и уверенно
ответил:
- Как две бани, только потолки разные.
- Я так и думал, без разницы даже в банях скучно, - вздохнул Гиви.
- Полтора часа буду башку ломать: почему Магдана пригнала сюда отару
красавиц!
- Наверно, чтобы показать им потолок, - ответил серьезно Гиви.
- Если не поумнеешь, карабахский ишак, клянусь, на потолок загоню! Там
пасись!
Димитрий сам не понимал, почему ему так не понравились разодетые в
бархат и шелка незнакомки, и он ерзал на диване, не зная, на ком сорвать
злость. Спасибо Гиви, всегда вовремя под руку подвернется.
Прием длился до вечера. Когда гости удалились, призывая милость неба на
доблестных "барсов" и их женщин, в "зале приветствий" еще долго обсуждали,
как быть. Гречанки умоляли посетить их. Да и неудобно поступить иначе, хотя
бы ради Магданы. "Барсы" ехать решительно отказались. Не следует и Русудан
оказывать сразу такую честь, - пусть, как принято знатной жене полководца,
ждет, пока пять раз сюда не пожалуют. Но Хорешани твердо объявила, что
завтра же отправится с ответным приветствием: нельзя огорчать людей только
потому, что они не так умны, как хотелось бы.
- Без себя все равно не пущу! - запротестовал Гиви. - Может, не только
потолок разный, но и характер?
- Какой еще потолок? Чтоб тебя кошка лизнула! - фыркнул Автандил. - Я
тоже поеду. Скажем: "Кроме детей, никто не захотел".
Посмеявшись, решили, что и Дареджан посетит гречанок, дабы передать
всей семье приглашение на воскресный пир в честь приятного знакомства.
На следующий день вспыхнул спор из-за того, как одеться Хорешани.
Озабоченный Дато полагал, что избалованных гречанок способна удивить
женщина не в драгоценных украшениях, а с шашкой на боку и кинжалом на поясе.
Хорешани надела сиреневое платье, на шею крупный жемчуг, на грудь
бирюзовую брошь, в форме кинжальчика, и, накинув теплую мандили, легко вошла
в паланкин. Но Дареджан, по настоянию Эрасти, разрядилась в бледно-зеленый
бархат и нацепила на себя столько драгоценностей, что Папуна всерьез
обеспокоился: выдержат ли ноги.
В парадной малиновой куладже, с монистом на шее и с неизменной желтой
розой на груди, Автандил походил на витязя из восточной сказки. Гарцуя с
Гиви около паланкина, он откровенно высмеивал пышный наряд Гиви,
ухитрившегося на десять пальцев нанизать двадцать пять колец, а две руки
утяжелить шестью браслетами.
А оранжевая куладжа? А зеленые шарвари? А лиловые цаги? Уж не хочет ли
Гиви уверить неискушенных, что он из породы пьющих попугаев?
- Я другое хочу, - простодушно возразил Гиви: - пусть видят, что и у
нас полные хурджини одежд и украшений. А для тебя, малошерстный "барс",
такое скажу: не знаем, к врагам или к друзьям скачем, - нельзя скромностью
хвастать.
Сопровождающие пять грузин-телохранителей внезапно спешились. Между
кипарисами и пальмами показался обширный дворец Эракле Афендули.
Старший постучал ножнами в бронзовые ворота. Но не так-то легко они
открылись. Сначала в узкой прорези показались глаза старого грека, и лишь
после опроса, "кто прибыл и откуда?", привратник, сосчитав гостей, приказал
слугам распахнуть ворота.
Навстречу уже бежала раскрасневшаяся от искренней радости Магдана.
Потом показ
|
|