о на такое взирать?
     С  изумлением внимали грозным словам Георгия Саакадзе два  Барата,  они
как-то съежились и упорно хранили молчание.
     У Димитрия нервно подергивалась рука,  Пануш и Матарс, по тайному знаку
Саакадзе,  не спускали с него глаз,  хотя им самим хотелось надавать тумаков
двум петухам, дерзким от глупости и заносчивым от чужого богатства.
     - Я еще такое скажу,  -  нарушил неловкую тишину Дато. - Против или за,
но, ради сатаны, деритесь, не болтайтесь под ногами. Таких беглецов, как вы,
немало,  и они пользуются у грузинского народа большим презрением, чем самый
свирепый князь.
     Видя,  что надменность и  кичливость следовало оставить по  ту  сторону
Мозаичного дворца,  Ило старался придать своим словам иную окраску.  Изумило
Барата  предложение Моурави  и  Дато,  так,  словно  его  вынуждали покинуть
благодатный оазис и погрузиться по шею в раскаленный песок.
     - Так что же,  Моурави,  и  вы,  благородные азнауры,  уговариваете нас
вернуться в Картли?!  Бросить здесь богатство,  тень золотой пальмы, высокое
положение и...
     - Богатство?!  -  Дато от души рассмеялся.  -  А разве вы богаты?  Тень
золотой  пальмы  только  тень!   А  вам  неведомо  разве,  каким  богатством
приманивал Непобедимого к  себе шах  Аббас?  Почему не  подумали,  ради кого
бросил Моурави,  на  которого вы  сейчас замахнулись булавкой своих  скудных
мыслей,  сказочные дворцы,  хранилище с золотом,  кувшины с драгоценностями?
Ради кого презрел он почет всего Ирана, восхищение Востока?
     - И  еще добавлю,  -  хмуро начал Ростом,  опустив свою тяжелую руку на
плечо Димитрия,  беспрестанно вспыхивающего, - когда посланник римского папы
Пьетро  делла  Валле  уговаривал Великого Моурави  уйти  в  Рим  воевать  за
католическое царство,  за  что  сулил  корону  Северной Африки,  то  Георгий
Саакадзе из  Носте такое ответил:  "Золото топтал мой  конь,  слава лежит на
острие моего меча.  В  моей  стране мало золотых изваяний,  нет  изумрудного
моря,  мало мраморных дворцов,  больше серого камня,  но  это  моя  страна -
родившая меня,  вдохнувшая в  мою душу отвагу,  а  в мысли -  ярость любви и
ненависти!"  Вот так,  князья,  а не иначе ответил Георгий Саакадзе из Носте
чужеземцу из богатой страны.
     Элизбар тщетно старался уловить на  лицах двух  отпрысков Шадимана хоть
проблески смятения.  Нет,  они оставались холодными, и искры призыва гасли в
них. В сердцах он сказал:
     - Не  пристало вам,  сыновьям князя Шадимана,  кичиться чужим дворцом и
лишней куладжей.
     - И  еще  не  пристало  полтора  года  униженно  выпрашивать милость  у
султана.  Лучше веселитесь без отдыха, прыгайте вокруг золотой пальмы, тестя
радуйте.
     - Почему только тестя?  -  осведомился Гиви.  -  На подобной пальме еще
попугаи сидят.
     Барата так наклонили головы,  будто почувствовали себя быками, готовыми
вскинуть простодушного "барса" на  рога.  Матарс не  хотел шутить,  он гордо
поправил черную повязку и сверкнул одним глазом.
     - Все равно,  князья,  сколько бы золотых монет и драгоценных камней ни
сыпали на  вас щедрые чужеземцы,  вы всегда будете у  них гостями и  никогда
хозяевами.
     - Гостей бараны не любят, их три дня для гостей режут, - начал Гиви.
     - А  на  четвертый учтиво спрашивают:  "Не застоялись ли ваши кони?"  -
смеясь, подхватил Автандил.
     - Э-э,  мальчик, с тех пор как мой любимый шах Аббас мне сказал: "Гость
хорош,  когда вовремя приходит и  не забывает вовремя уйти",  я  больше двух
дней нигде не гощу.
     Русудан с  беспокойством взглянула на  Папуна:  "Нехорошо,  ведь  гости
подумают - намекаем", - и любезно сказала:
     - Это,  дорогой  Папуна,  по-персидски,  когда  хозяева  угощают гостей
крапивой, а не персиками. Дареджан, прикажи, дорогая, слугам растянуть новую
скатерть.
     - Два сына!  Ты слышала,  моя Русудан? Два воина! - порывисто обернулся
Саакадзе.  Он посмотрел сквозь разноцветные стекла на притихший сад.  -  Два
сына!  Еще могут родиться,  а  у них тоже родятся.  И такое богатство отдать
чужой,  даже враждебной стране?!  Поразмыслите, князья, нас осталось слишком
мало;  если все грузины начнут разбегаться,  -  конец царству, конец народу.
Разве не гибли более могущественные царства: Финикия, Ассирия, Вавилон? Нет,
грузины  не  допустят исчезновения родины!  Грузин  должен  жить  в  Грузии,
обогащать ее и  оберегать от врагов.  Тот не человек,  кто отворачивается от
своей матери, терзаемой коршунами и шакалами.
     Заза цеплялся за доводы, как за борт перевернувшегося каюка.
     - Но, Моурави, - растерянно пролепетал он, - ты ведь тоже здесь?
     - Ошибаешься, я в Картли, ибо все мои помыслы о ней. Я оставил родине в
залог мое сердце,  наполненное печалью и пламенной любовью к ней.  А здесь я
ради заработка.  Уже сторговался с  султаном о  плате за...  сбор фиников на
иранских просторах. Султан хочет восхитить ими франков западных стран.
     - Об этом Стамбул шепчется,  -  подчеркнул свою осведомленность Ило.  -
Но,  Моурави,  неужели ты  вернешься в  Картли,  когда и  здесь можешь иметь
табуны коней?
     - Вернусь.  Вам меня не  понять,  князья,  ибо вы  никогда не болели за
родину.  Не  вам  одним,  говорю всем тем,  кто  р