.  Лучше не  подвергать
опасности отборные орты янычар,  ярых защитников империи османов.  И  почему
послы,  о  аллах,  так  настойчиво отрицают дружбу Русии  с  Ираном?  Почему
слишком усердно клянутся,  что союз у них с шахом Аббасом лишь торговый? Кто
не знает: где торгуют, там обманывают.
     Султан мысленно восторгался пятым троном шаха Аббаса.
     Муфти умолк, спокойно перебирая четки.
     Вдруг султан изогнул бровь,  как  саблю,  и  резко спросил:  виделся ли
Моурав-бек с послами московского царя?
     Не подготовленный к  такому вопросу,  глава духовенства смутился и,  во
славу аллаха, ответил уклончиво:
     - Трудно следить за тем, кто хочет что-либо скрыть.
     Султан изогнул другую бровь, гнев заполыхал в его глазах:
     - Видит главный пророк,  о  муфти,  от  тебя,  как  от  всемогущего,  -
песчинка не скроется!  Даже то,  что еще только рождается в  мыслях!  Почему
набрасываешь тень на преданного мне Непобедимого?  Или его ненависть к  шаху
Аббасу не служит мне порукой?
     - Будь мне,  творец всего дышащего,  свидетелем: нет во мне недоверия к
великому полководцу.  Но могут янычары перевернуть котлы...  они не привыкли
подчиняться  гяурам.  И  Мухаммед  требует  закрывать  двери  доверия  перед
неправоверными. О султан славных султанов, разве что изменится, если впереди
поедет один из везиров?
     Мурад  слушал муфти,  а  видел  все  тот  же  пятый трон  шаха  Аббаса.
Ненависть подкрадывалась к его сердцу.
     Благоуханный дым фимиама все больше окутывал "оду встреч". Муфти как бы
продолжал плести шелковую паутину вокруг Моурави:
     - О избранник аллаха всемогущего,  всевидящего,  подумай о Моурав-беке,
который может принять за ложь истину и очутиться в безвыходном положении.  -
Заметив на лице султана печать неудовольствия,  поспешно добавил:  - Падишах
вселенной,  не  подсказал ли  тебе все унижающий и  все возвышающий Мухаммед
поставить верховного везира Хозрев-пашу,  тень  твоего имени,  во  главе орт
похода? Мудрость советует не забывать, что Непобедимый хорошо знает тех, кто
дал ему это высокое звание...

     Ничуть  не  удивился  Саакадзе,  получив  повеление султана  явиться  в
Сераль.  Почтительно стоя  перед  троном,  он  догадывался,  о  чем  поведет
разговор Мурад  IV.  Заметив  на  лице  султана нечто  похожее на  смущение,
Моурави решил приготовиться к самому худшему.
     - Скажи, о Моурав-бек, какой совет дал тебе Кирилл Лукарис?
     Ни одна жилка не дрогнула на лице Георгия Саакадзе:
     - Патриарх благословил те  орты,  которые я  поведу против кровожадного
шаха Аббаса...
     - Имеет  ли  силу  благословение того,  кто  дважды  был  низвергнут  с
патриаршего престола?
     - Мухаммед много страдал,  потому и  сильна вера в  него.  А низвергнут
патриарх был по  проискам де Сези за сочувствие борющимся против Габсбургов,
замысливших покорить все царство и даже великую Турцию.
     Султан с удовольствием слушал Георгия Саакадзе: "Не тайно шептался он с
патриархом,  если  открыто  говорит об  этом.  Аллах,  аллах,  сколько злобы
внедрил ты в  сердца тех,  кто тобою создан!" И внезапно опустил брови,  как
сабли в ножны.
     - Пусть будет мне свидетелем вселенная,  Моурав-бек,  ничто не  изменит
моего обещания.  После победы над "львом Ирана" дам тебе янычар, дам пушки и
мушкеты. И начальствовать над поставленными под твое знамя ортами будут, как
ты пожелал,  не паши и беки, а твои "барсы". Ты сам поведешь одолженное тебе
турецкое войско в твое царство. Да будет над тобою молитва Айя Софии!
     Кавказский хребет -  естественный рубеж,  к нему стремилась Турция,  но
султан об этом умолчал.
     Саакадзе,  став на одно колено,  приложил руку к губам,  лбу,  сердцу и
низко поклонился султану:
     - Пусть меч мой выпадет из онемевшей десницы,  если я не сдержу слово и
не добуду тебе с помощью аллаха пятый трон шаха Аббаса.  Все мои мысли,  все
желания у твоих золотых ног.
     Грузия -  магнит,  притягивающий султанат.  Но Георгий Саакадзе об этом
умолчал.
     - Видит аллах,  я верю тебе. Но ты не со всеми вилайетами знаком. Птица
не  пролетит,  караван не  пройдет -  пустынны дороги Анатолии.  Тебе  нужен
спутник... Пусть янычары видят, что с ними знатный паша.
     - О   султан  славных  султанов,   разве  на   мне  не   будет  одеяние
двухбунчужного паши?  Или я плохо изучил нравы своевольных янычар?  Или мною
плохо усвоена благородная речь османов?  И  не я ли в долгие месяцы ожидания
обдумывал план похода, учитывая положение земли и воды?
     - Все  это так...  -  Мурад готов был смутиться,  но  вспомнил,  что он
султан.  -  Вот...  если бы ты принял ислам...  Нет,  нет,  Моурав-бек, я не
принуждаю тебя,  не беру сына в залог или жену друга...  Но... Диван и муфти
выразили  опасение  -  не  выкажет  ли  тебе  войско  непослушание,  раз  ты
христианин? А знаешь, как опасно для войны, если янычары перевернут котлы?
     - Еще не  создано такое войско,  которое осмелилось бы  не  подчиниться
моей воле на поле битвы...  - и вдруг осекся, припомнив Базалетское озеро. -
О "прибежище справедливости", кому повелишь ты пойти со мной?
     - Видит полумесяц, по знатности он в первом созвездии и не омрачит твое
путешествие. Я повелеваю мужу моей сестры, Хозрев-паше...
     Слова стучали,  как град о щит. Саакадзе их не слышал. Какой-то ледяной
ветер пошевелил его волосы. В памяти всплыло, как шах Аббас тоже в последний
час заявил,  что возглавит персидское войско не  он,  Георгий Саакадзе,  как
было обещано,  а Карчи-хан. Что-то похожее на ятаган, прикрепленный к древку
копья,  пронеслось перед  затуманенными глазами  Моурави:  "Неужели конец?..
Тогда сына потерял...  а  теперь?.." Напряжением воли Саакадзе верн