смущенно сказал:
     - Как видно, Фома остался доволен тобою.
     - Если ругал, то доволен, а если хвалил, то нет.
     - Не ругал и не хвалил.
     - Не знаю,  как он меня, но я его понял хорошо: скользкий, как ящерица.
Запомни,  друг,  он  плохо  кончит.  Надо  служить своей стране,  тогда даже
поражение может стать началом победы.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Навес  белым  крылом  полуприкрывал окно,  отбрасывая тень  на  садовую
площадку.  Курчавая  собачонка лениво  потянулась,  выбралась на  освещенную
весной искрящуюся дорожку, зевнула и вновь погрузилась в блаженный сон.
     На небе ни облачка. А на душе?
     Мысли Русудан снова вернулись к  Автандилу.  Она  догадывалась,  о  чем
хочет говорить с ней сын.
     "Что ответить ему?  Почему холодно мое сердце к Арсане? У Георгия к ней
большая неприязнь,  но он молчит.  Молчит и  Хорешани.  "А "барсы" притворно
ничего не замечают.  Дареджан же украдкой вытирает слезы.  О  чем она?  Даже
неподросший Иорам сердито убегает,  лишь только Арсана бабочкой впархивает в
дом. Что сказать Автандилу? Как? Неужели я не знаю, что обязана сказать?"
     Вошла  старая прислужница,  подбросила в  камин сухие ветки и  накинула
шаль на плечи Русудан:
     - Простудишься,  госпожа.  Еще солнце ничем не радует. Гонец от Магданы
прибыл.
     - Ко мне?
     - Да, госпожа. Неделю гостила княжна, вчера уехала, а сегодня уже гонца
шлет.
     Русудан,  сменив шаль на строгую мандили,  вышла в комнату, где ждал ее
старый грек.
     - Высокочтимая  госпожа,   княжна  Магдана,  князья  Ило  и  Заза  ждут
позволения приехать в твой дом.
     - Почему спрашивают? Разве много раз не приезжали внезапно?
     - Много раз, госпожа, в гости приезжали, а сегодня по важному делу.
     - Передай,   что  сегодня  воскресенье,  пусть  прибудут  к  полуденной
трапезе. Скоро к обедне пойдут. А почему княгиня Елена не с ними?
     - Так надо, госпожа.
     Отпустив гонца,  Русудан направилась в свои покои.  Там крупными шагами
Автандил пересекал цветочную комнату. "Совсем как отец!" - подумала Русудан,
нежно поцеловав сына.
     Долго слушала она взволнованную речь Автандила о страстной любви, о его
желании скорей назвать Арсану своей женой,  о счастье,  которое принесет ему
любимая, наконец мягко произнесла:
     - Мой Автандил,  мой любимый сын!  Я  ли не хочу твоего счастья?  Но...
скажи мне, что сильнее любви?
     - Долг перед родиной,  моя лучшая из матерей. Разве моя любовь помешает
служению неповторимой Картли?  Разве моему отцу мешает чувство к тебе,  а не
наоборот? Или Дато...
     - Сын мой, кроме долга перед родиной, есть еще долг...
     - Какой, моя мама?
     - Не  нарушать слова.  Витязь,  не  сдерживающий слова,  не витязь.  Ты
знаешь это.
     - О моя лучшая из матерей! Когда и в чем я нарушил данное слово?
     - Сейчас помышляешь нарушить.
     - Мама!..
     - Или ты в  самом деле забыл слова,  обращенные к  имеретинской царевне
Хварамзе?  Не ты ли сказал:  "Вернемся, я преклоню колено перед царем и буду
умолять осчастливить меня,  отдав мне в жены царевну". Я передала твои слова
царице Тамаре и  ее дочери,  царевне Хварамзе...  Какой речью я  смою с себя
позор?
     Автандил словно окаменел.  В пылу любви он совсем позабыл о царевне. "О
пресвятая дева!"  Плечи  его  опустились как  бы  под  непосильной тяжестью.
Морщась, как от раны, он поднял голову:
     - Я  без  Арсаны жить  не  могу!  Пусть царевна вернет слово.  Придумай
что-либо. Пойми меня, моя прекрасная мать!
     - Жалею  и  люблю  моего  мальчика,  поэтому  продлеваю разговор.  Если
человека  охватывает  настоящая  любовь,  он  может  жертвовать  всем,  даже
матерью, даже...
     - О нет! нет! Что говоришь, моя...
     - Даже отцом...  друзьями,  всем, что с детства было дороже жизни. Если
по-настоящему любишь,  должен  пожертвовать!  Оставайся с  Арсаной здесь.  В
Картли ты не вернешься. Ни я, ни отец этого не допустим. Не допустят такое и
все "барсы", ибо защищать мое имя их обязанность. Я для них мать!.. Нет, мой
мальчик, я не осужу