месяца,
осмелившихся, вопреки договоренности, помогать сыну собаки Саакадзе.
     Долго рассказывали Иса-хан и Хосро о своих подвигах в покоренных Картли
и Кахети.  Шах,  прислушиваясь к звону цепей, которыми потрясали тигры, и не
отводя руку от алмазной рукоятки сабли,  милостиво покачивал головой и вдруг
спросил:
     - Не  слишком  ли  вы,  ханы,  были  снисходительны к  католикосу?  Как
осмелился он не признавать ставленника неба, "льва Ирана"?
     - Повелитель земель и морей!  -  осторожно начал Хосро.  - Католикос не
так виновен - народ не любит царя Симона.
     - Народ?  Как смеют презренные иметь свои мысли? Почему не выкрасили их
кровью реки? Почему не накормили их мясом всех коршунов Гурджистана?!
     - Великий из великих,  "солнце Ирана", все так и делали. В Кахети почти
не с кого брать дань,  в Картли все рабаты пустые. Кто не успел бежать - или
лишился всего,  или  уничтожен.  Католикос не  вмешивался,  но  Саакадзе еще
громче кричал:  "Война поработителям!  Беспощадное избиение персов! Месть за
убийства!" Еще многое кричал проклятый изменник,  и народ бросился к нему за
спасением.  -  Хосро мельком взглянул на Иса-хана. - Чтобы сократить бегство
неблагодарных гурджи к Саакадзе, пришлось, о милостивый шах-ин-шах, оставить
Тбилиси целым.  И еще потому,  что верный тебе царь Симон боялся царствовать
над грудами камней.
     - Бисмиллах!  Не этот мул боялся, а хитрец Шадиман, ибо он царствует. А
вам,  ханы, сам аллах подсказал не вступать с турками в войну, ибо сейчас не
время,  -  пусть подождут, когда я завершу задуманное... Если из Гурджистана
ушли  персидские войска,  изменник Ирана умный Саакадзе не  допустит турок к
Картли. Значит, хотят Саакадзе величать царем? А Симона не любят картлийцы?
     - Шах-ин-шах,  -  быстро  сказал Эраб-хан,  -  здесь  уместно вспомнить
мудрость поэта:

                - Отчего свеча трещит все - в полночь пери вопрошала,
                - Отчего орет, бушует человек - противник мира?
                - Оттого, что недостаток в первой высохшего сала,
                И ослиного избыток во втором не только жира.

     Шах с  удовольствием взглянул на  любимца.  За шахом все ханы поспешили
выразить признательность веселому Эребу.
     - Мои уши усладились приятной вестью:  картлийцы,  не  устрашаясь "льва
Ирана", хотят величать Саакадзе, сына собаки, царем?
     - Нет, шах-ин-шах, - Теймураза, сына шакала.
     Шах до боли сжал рукоятку сабли:  "Теймураз? Кто для Ирана опасней - он
или Саакадзе? Видит аллах - Непобедимый!"
     Шах сурово смотрел на  Хосро,  который в  замешательстве молил взглядом
Иса-хана о помощи.
     Иса-хан обдумывал:  "Видит Габриэл,  не  следует слишком часто касаться
Гурджистана.  Нет,  я  не  кровожаден  и  ради  наживы  никогда  не  разорял
покоренные страны,  не уничтожал напрасно чужой народ.  Нет!  Я,  Иса, истый
полководец..."
     Тут  Иса-хан  мысленно  запнулся:   "Да  не  допустит  Мохаммет  никого
проникнуть в  мои мысли!"  Увы!  Он,  Иса-хан,  восхищается Непобедимым.  Он
втайне  радуется неудаче  Хосро-мирзы  пленить Саакадзе.  Свидетель Хуссейн,
довольно крови! Разве зверства создают славу?
     Шах испытующе вглядывался в замолкших полководцев:  "Они правы,  нельзя
отвечать ставленнику аллаха, не отобрав тщательно, как бирюзу, слова".
     "А  чем  плохо,  если Саакадзе,  сын  шайтана,  -  продолжал размышлять
Иса-хан,  -  захватит трон Багратиони?  Чем  низкорослый мул Симон достойнее
Великого "барса" Георгия?" - И внезапно проговорил:
     - Да возвысится величие твое,  шах из шахов! Гурджи ждут Теймураза, ибо
он  Багратиони.  Хосро-мирза рожден Багратидом,  и,  хотя удостоился принять
мохамметанство,  тбилисцы  всегда  приветствовали  его  криками:  "Да  живет
шах-ин-шах вечно!  Да  бросает на нас благосклонно лучи "солнце Ирана"!  Ибо
Хосро-мирза  прославлял  имя   грозного,   но   справедливого  шаха  Аббаса,
справедливо  наказывал  и  защищал,   кто  заслужил.   И  духовные  люди  не
отворачивались от мирзы, как отворачиваются от Симона.
     - Не хочешь ли ты,  муж моей сестры,  сказать,  - усмехнулся шах, - что
самый подходящий царь для Грузии Хосро-мирза?
     - Мой   великий  повелитель,   подходящий  тот,   кого  отметит  мудрый
шах-ин-шах.  Я  только твой раб,  осмелюсь думать,  что Теймураз не подходит
Ирану.
     - Мохаммет  тебе  покровительствует,  мой  храбрый  Иса-хан,  ты  прав.
Иншаллах!  Хосро-мирза за  верность мне удостоится трона в  Гурджистане.  Но
раньше надо уничтожить Теймураза.  За Картли я спокоен:  Шадиман прикручен к
моим стопам, ибо Саакадзе лезет под пятку султана.
     - Милостивый,  как небо,  что дарует нам день и  ночь,  солнце и  луну,
звезды и  сияние зарниц,  шах-ин-шах!  Все в  твоей власти!  Мне же повелели
прославлять твое грозное для врагов имя в сражениях и в мирных делах.
     Как и предвидел Хосро еще в Тбилиси,  шах благосклонно одобрил действия
Иса-хана  и  Хосро-мирзы,  одарив  их  подарками и  удостоив  Хосро  званием
"начальник над придворными". Шах полушутя сказал, что мирзе скоро придется в
Исфахане нагрузить судьбу на верблюда,  а  разгрузить в Кахети,  возле трона
отца,  дабы занять его и по праву и по вкусу.  А Теймуразу, чтобы не скучал,
надо предложить ножку имеретинского трона, пусть грызет.
     Наедине  Иса-хан  и  Хосро  превозносили  шаха  за  справедливое к  ним
отн