на горной тропе скрипела
арба и  доносилась мелодичная урмули.  На  откосе чабан пас овец;  их шерсть
повторяла белизну  снегов  и  дымчатость сумерек.  Перебирая кругляки,  тихо
журчал ручей,  так же как вчера и как будет журчать завтра. И даже солнце не
опоздало выглянуть из-за горной вершины.
     На  крутых  склонах  пламенели  маки.   Дорога  повернула  направо,   к
возвышенностям, кое-где покрытым мелким лесом. Открывались картлийские дали,
пересеченные линиями гор,  строгих в своей законченности. Селение Квемо-Чала
ушло вниз, скрываясь в зеленоватой дымке. Тишина наполняла лощину и звенела,
как  туго  натянутая  струна.  Зураб  самодовольно оглядел  небо:  "День!  А
минувшая ночь  окрасилась настоящей,  горячей кровью  моих  врагов...  Каких
врагов?  А Шадиман, Гульшари, царь Симон? Их время придет!" Зураб захохотал,
вспоминая безумную пляску Андукапара на зубчатой стене.  И вновь его опьянял
восторг торжества и,  как  на  крыльях,  поднимала новая  сила  достигнутого
величия.  Придержав коня, Зураб поправил золоченую стрелку, украшавшую шлем,
и властно опустил руку на эфес фамильного меча.
     Впереди   высилась  грозная   крепость  Схвилос-цихе,   выставив,   как
передового  бойца,  неприступный  четырехугольным донжон.  В  кольце  прочих
каменных стен и  башен находился замок с  крепостной церковью.  Над  крестом
главенствовало   знамя   Фирана   Амилахвари:   на   темно-коричневом   поле
светло-серый  джейран  гордо  взирал  на   перекрещенные  золотую  стрелу  и
серебряное копье.
     Зураб подал знак,  рослый арагвинец приподнялся на стременах и затрубил
в  арагвский рожок,  призывно,  нежно.  С  площадки  передовой башни  тотчас
отозвался рожок владетеля,  радостно, дружелюбно. Стража торопливо открывала
главные ворота, выстраиваясь в два ряда.
     Шумная встреча в  замке убедила Зураба,  что и  Фиран и князья в полном
неведении.   Завтра  охота?  Выходит,  вовремя  он  приехал!  Тогда  сегодня
празднование встречи князей.
     Раздосадованный отсутствием не  только  Мухран-батони,  но  и  Ксанских
Эристави и Липарита,  Зураб едко высмеивал непочтительных к царю владетелей,
сам  же,  все  больше вызывая удивление,  беспрерывно пил за  здоровье царя,
выказывая ему почести и восхищаясь счастливым царствованием.
     Симон Второй сиял, старался быть остроумным, но не мог.
     Пили князья,  по настоянию Зураба,  огромными чашами, вздымали огромные
роги!
     Иногда Цицишвили напоминал о  завтрашней охоте,  но  Зураб уверял,  что
вино может повредить только врагу царя.  И  князья с недоумением поглядывали
на шакала.  Неужели совсем от Теймураза отказался?  Иногда Качибадзе-старший
напоминал о шаири,  так украшающих пиршество, и притворно сожалел, что он не
стихотворец. Но скоро даже самые выносливые уже ни о чем не напоминали.
     Сначала  польщенный Фиран  усиленно  ухаживал за  арагвским князем.  Но
внезапно  Квели  Церетели  уставился на  Зураба  и  торопливо шепнул  что-то
Фирану.  Побледнев,  Фиран  притворился  захмелевшим  и  несвязно  залепетал
какую-то чушь. Он не мог даже поднести кубок ко рту, ему стало явно плохо, и
Квели Церетели как бы неохотно помог другу подняться и потащил его к выходу.
     Царь  Симон совсем размяк от  удовольствия.  Золотая чаша  заменяла ему
зеркало,  и он, любуясь отражением своей головы, заверял Зураба, что сделает
его первым вельможей в Метехи и главным полководцем Картли.
     Было  далеко  за  полночь,  когда  больше половины гостей свалилось под
стол.  А Зураб все подпаивал владетелей, мысленно проклиная их устойчивость.
Не  менее  свирепо  проклинал он  своих  врагов  -  Мухран-батони,  Ксанских
Эристави,  Липарита и  других,  на которых мечтал с помощью меча излить свою
ненависть.  Но,  конечно,  он, Зураб, и не собирался не только покуситься на
жизнь  присутствующих князей,  но  и  оскорбить их  чем-либо,  ибо  все  они
приверженцы Теймураза - значит, и его.
     А  Фиран?  Его  учесть решена!  Раз Андукапар улизнул от  острия клинка
владетеля Арагви,  брат должен...  Зураб оглядел дарбази:  непонятно, почему
хозяина замка нет?  Обеспокоенный,  он незаметно подозвал Миха и через плечо
протянул ему наполненный рог.
     Мсахури поклонился, отпил вино и громко произнес:
     - Пусть веселье неизменно сопутствует тебе,  батоно! - и совсем тихо: -
Не тревожься,  светлый князь:  обнявшись и  поддерживая друг друга,  Фиран и
Квели направились в сад.
     - Пошли арагвинцев, пусть следят за ними.
     Не  желая напрасно волновать своего господина,  Миха скрыл,  что  Фиран
внезапно расставил стражу,  приказав ни одного дружинника князей,  тем более
эриставских, в сад не пропускать.
     Квели  Церетели  был  далек  от   истины,   но  ему  показалось  крайне
подозрительным,  что  Зураб,  обычно хмурый,  стал  вдруг весельчаком,  явно
стремится напоить князей,  а сам хитро, лишь для вида, прикасается к рогу. И
Квели перестал пить,  делая вид,  что  пьян  до  бесчувствия.  Нет,  ему  не
показалось:  Зураб  действительно облизнул  губы,  пристально  вглядываясь в
Фирана.  Невольно Квели вздрогнул:  меч Зураба зловеще поблескивал на поясе.
Почему же все князья без оружия? Решение пришло внезапно.
     В глубине сада Квели сразу перестал прикидываться пьяным, Фиран также.
     - Фиран,  где  твоя осторожность?