слюна  осла,  ведешь к  пленнику?!  -  еще  свирепее выкрикнул
Баиндур.
     Нащупав за поясом тонкий нож, побледневший Керим незаметно переглянулся
с Датико,  и тот наклонил голову. Он понял: пока Керим бросится на хана, он,
Датико, воспользуется суматохой, схватит царицу, исчезнет с нею.
     Баиндур уже не сомневался, что тут заговор. Он велел поднять за шиворот
помертвевшего садовника,  ударил его  по  одной  скуле,  потом по  другой и,
обещая ему  пытки огнем и  железом,  требовал без утайки рассказать правду и
выдать разбойников, подкупивших его.
     Перепуганная  служанка  помнила,   что   от   ее   притворства  зависит
благополучие семьи, но сейчас она действительно онемела.
     - Хан,  -  наконец нашел в себе силу вмешаться Керим,  -  кого же может
несчастный садовник привести, как не жену?
     - О  ага  Керим,   -  заикаясь,  пролепетал  садовник,  -  шайтан  меня
подговорил.  Хай,  хай!  Иначе бы как осмелился я, тень ничтожества?.. Хотел
остатки еды получить...  О ага Керим!  -  и вдруг завопил:  -  Жена глухая и
говорить не умеет... О хан из ханов!
     - Жена?  -  Баиндур зловеще расхохотался. - С каких пор твоя обезьяна в
атласной одежде ходит?  И  еще скажи,  не одолжила ли твоя ханум у  гречанки
руку с кольцами? И еще хочу спросить...
     - Трынь!  -  лопнула струна чонгури.  Упал на ковер барабан.  Музыканты
поднялись.  Надвинулась  толпа.  Гул,  притаенный  ужас;  кто-то  с  воплем:
"Мохаммет, прояви милосердие!" бросился бежать.
     Датико  почувствовал во  рту  нестерпимый жар,  словно от  раскаленного
железа.  Он  незаметно  приблизился к  застывшей  в  чадре  женщине.  Керим,
напрягая волю, подошел к Баиндуру:
     - Удостой мой  слух еще  одной клятвой,  о  садовник из  садовников!  -
издевался торжествующий Баиндур.  -  Э,  сейчас не  стоит,  -  когда на огне
будешь вопить:  "Хай!  Хай!",  тогда  поклянешься!  Ибрагим,  посмотри моими
глазами на красавицу,  если воистину хороша,  -  отведи в  мой гарем.  Я  не
хуже... многих высокорожденных сумею угодить ей. - Баиндур трясся от хохота,
предвкушая раскрытие заговора, предстоящие пытки и наслаждение.
     И  эти пленительные картины так обрадовали хана,  что он  не замечал ни
страшного напряжения Керима,  сжимавшего поясной нож,  ни застывшей от ужаса
толпы, ни очутившегося рядом с ним Датико.
     Только евнухи бесстрастно взирали на участников странного происшествия.
Опытной рукой,  коричневой, как пергамент, Ибрагим отдернул чадру, приподнял
рубанд и  внезапно отскочил.  Он  разразился таким  безудержным смехом,  что
Керим на миг остолбенел, до боли сжав рукоятку похолодевшими пальцами.
     - О пери! О роза рая Мохаммета! - пищал евнух. - О источник услад! О!..
     - Или и ты соскучился по цепям? - взревел Баиндур.
     - Хан,  какой  презренный кабан  посмел смутить твой  покой?  -  насилу
выговорил евнух. - Эта пери - кляча садовника, немая, и глухая. Я по приказу
ага Керима каждую субботу проверяю ее курдюк,  называемый почему-то лицом, и
стараюсь  закончить  осмотр  задолго  до  люля-кебаба,  ибо  святой  Хуссейн
запрещает портить вкус еды созерцанием непристойностей.
     Вдруг в воздухе промелькнул увесистый кулак,  и Датико с размаху хватил
полонбаши по спине:
     - Беги,  глупец!  Хан с  тебя сдерет шкуру и опустит в кипящий котел за
свой позор.
     Никто  не  обратил внимания на  шепот  Датико.  Толпа  гудела,  сарбазы
выкрикивали  такие  шутки,   что  закутанные  в   чадры  любопытные  женщины
разбежались.  Керим,  бледный,  подался вперед, - он заметил, как в этот миг
Тэкле в изнеможении опустилась на камень.
     Едва скрывая ярость, Керим подошел к Баиндуру:
     - Хан, кто посмел подвергнуть тебя насмешкам? Почему раньше не приказал
мне потихоньку разведать,  не  подменили ли враги служанку?  Аллах ниспослал
садовнику бедность, но в награду разрешил ему родиться правоверным. А евнух,
высмеяв уродство его жены, оскорбил раба пророка на весь Гулаби.
     Али-Баиндур метнул на Керима взгляд, полный злобы, и заорал:
     - Полонбаши! Хвост дохлого верблюда!
     Но  сколько вслед за Али-Баиндуром ни кричали сарбазы и  даже смельчаки
из толпы:  "Полонбаши!  Змеиное яйцо!", "Полонбаши! Колотушка мула!" - никто
не отзывался.
     Впоследствии выяснилось,  что полонбаши так бесследно исчез из  Гулаби,
словно джинн растворил его в черной воде.
     Скрежеща зубами,  Баиндур направился обратно к  калитке.  За ним Силах,
два евнуха, гурьба слуг.
     Датико развеселился и,  показывая на  пальцах,  зычно крикнул