етно приблизились к прилавку,  за которым суетился хорошо знакомый
им  по  Исфахану купец Мамеселей,  не раз посылаемый шахом Аббасом в  страны
Севера и Запада для покупки необходимых сведений.
     "Что здесь нужно купцу? Даром бы не совершил многотрудное путешествие",
- размышлял Дато.
     Неожиданно Мамеселей оттолкнул тюк с  серебряными изделиями,  отодвинул
сундук  с  пряностями и  благовониями,  бросился к  дверям,  низко  кланяясь
подъехавшему  на   роскошно   убранном  коне   Булат-беку,   сопровождаемому
персидской охраной.
     И вмиг любопытствующие плотным кольцом окружили персиян;  но это ничуть
не  мешало  смуглым  прислужникам  в   красных  войлочных  шапках  хвастливо
перебрасывать тюки и сундуки.
     Метнув многозначительный взгляд на  Булат-бека,  купец опустил руку  на
обшитый узорчатым паласом сундук,  возле  которого на  корточках сидели  два
мазандеранца. Лица их, покрытые лаком загара, были загадочны и непроницаемы,
а  из-за сафьяновых поясов подозрительно торчали у  обоих рукоятки ханжалов.
Приоткрыв краешек паласа,  Мамеселей благоговейно отступил,  ибо на  сундуке
виднелась печать шаха Аббаса.
     Рука Гиви рванулась к шашке. Дато насмешливо проронил:
     - Тише. Чем недоволен? Разве не приятно встретить старых знакомых?
     - Велик шах  Аббас!  -  воскликнул Булат-бек,  приложив руку ко  лбу  и
сердцу.  Он  что-то еще хотел сказать купцу,  но вдруг порывисто оглянулся и
позеленел при виде насмешливо улыбающегося Дато. Сдерживая ярость, Булат-бек
с нарочитой учтивостью проговорил:
     - О  шайтан,  шайтан,  сколь ты щедр к сыну пророка!  Ты позволяешь мне
лицезреть твоего раба, облизывающего каждое утро твой хвост!
     - О Мохаммет, Мохаммет! - воскликнул по-персидски Дато. - Сколь ты щедр
к прислужнику шайтана!  Ты позволяешь ему видеть твой помет, назвав эту кучу
в тюрбане Булат-беком.
     Персияне  с  выкриками:  "Гурджи!  Шайтан!"  -  схватились  за  оружие.
Булат-бек пришпорил коня и, наезжая на Дато, выдернул из ножен ятаган.
     - Я  повезу в  Исфахан,  сын собаки,  в числе подарков твою башку,  она
будет украшать дверь моей конюшни.
     - Не  льсти себе,  Булат-бек!  -  вежливо возразил Дато,  твердой рукой
схватив скакуна за уздцы. - Ты мало похож на коня, больше на ишака!
     - А сушеной ишачьей башкой мы привыкли восстанавливать мощь евнухов!  -
не преминул добавить Гиви, быстро, как и Булат-бек, обнажив клинок.
     - Гиви,  помни,  бей  верблюжьих жеребцов только  наполовину!  -  успел
крикнуть Дато.
     С  бранью:  "Хик!  Гуль!  Гуль!  персияне гурьбой ринулись на "барсов".
Затеялась свалка.  Ловко орудуя клинком,  Дато  пробирался к  Булат-беку.  И
когда  Булат-бек  вздыбил  коня  и  вскинул  ятаган  над  головой Дато,  то,
неожиданно для самого себя,  очутился на земле. Наступив на грудь Булат-бека
и стараясь вычистить белые цаги об исфаханскую парчу,  Гиви приподнял шашку,
решив основательно пощекотать невежу.
     Но  тут  рослый стрелец,  разбросав зевак,  падких на  веселое зрелище,
схватил Гиви за руку:
     - Отложи гнев на время!
     Трое персиян,  парируя удары Дато,  напоролись на горластых продавцов и
сбили с  их голов кадки;  рассол густо полился на самих персиян,  а  соленые
огурцы посыпались на молодиц, сбежавшихся из Гостиных рядов.
     Визг,  смех, и, восхищенные двумя грузинами, не убоявшимися одиннадцати
кизилбашей,  из толпы внезапно повыскакивали здоровенные парни, закатывая на
ходу рукава.
     - Бей нечестивцев!
     Но четверо персиян уже были не в счет: угрожая гурджи страшными фалаке,
один,  согнувшись в дугу, стонал, другой прижимал рану на боку, а еще двое -
на совсем неподобающем месте.
     Гиви, вполне соглашаясь с доводами стрельца, вместе с тем никак не мог,
хотя и хотел,  расстаться с ногой Булат-бека и волочил ее за собой. Молодицы
смущенно потупляли глаза,  искоса все же поглядывая на персидскую диковинку.
С  трудом изловчился Булат-бек и отвалился в сторону,  оставив в руке у Гиви
диковинку - сафьяновый сапог, обшитый яхонтом и бирюзой.
     Боярин Юрий  Хворостинин,  уведомленный вторым стрельцом:  "Напал шахов
человек,  Булат-бек,  на грузинцев нагло!", прискакал как раз вовремя, когда
Гиви уже намеревался приняться за  другой персидский сапог,  а  мазандеранцы
сцепились с Дато. Приподнявшись на стременах, боярин зыркнул:
     - Гей,  стой!  Кто побоище-то начал?!  Виданное ли дело,  Булат-бек, на
московской земле государеву имени бесчестие творить! - И грузно слез с коня,
взял Дато под руку и решительно отвел в сторону. - Не тоже, друг, посольским
людям затевать побоище на торжище: холопы радуются.
     - Я не забыл, боярин, что нахожусь в Русии, я грузин и чту ваши обычаи.
Это персы думают, что вся земля выкрашена шафраном.
     - И  то  ему,  Булат-беку,  вина же.  -  И,  подойдя к  отряхивающемуся
персидскому послу,  воевода любезно,  но  строго проговорил:  -  Как вы шаха
своего честь стережете,  так и  мы.  Если ты,  великий посол,  вернешься без
доброго конца, то к чему доброму наше дело пойдет вперед?
     - Почет шаху Аббасу!  -  запальчиво возразил Булат-бек. - А я тень его!
Этот гурджи -  оубаш.  Он поднял оружие на тень шах-ин-шаха!  Я  к  великому
государю  Русии  с   большим  делом,   и  жизнь  моя  под  солнцем  и  луной
неприкосновенна!
     Толмачил купец  Мамеселей легко,  словно орехи,  сыпал слова.  Выслушав
толмача, воевода нахмурился:
     - Царское величество для брата своего шаха Аббаса,  чаю, вас оскорблять
не позволит. И для почести шах-Аббасову величеству я, боярин, тебе челом бью
и кубок золоченый жалую.  Но