ьше управителем дел царства?
     - Еще узнал,  отец, - возбужденно продолжал Автандил: - Царь снарядился
для тайной беседы с  владыкой церкови.  С царем только личная охрана и малая
свита. Очевидно, князь Джандиери все же боится открыто враждовать с Георгием
Саакадзе, потому и послал гонца известить тебя, отец, о приезде богоравного.
     - Как, Теймураз уже в Тбилиси? - быстро перебил Дато.
     - Нет,  разбил  шатер  за  несколько агаджа от  Исани.  Завтра въедет в
Тбилиси.  Гонец князя просил тебя,  отец,  выехать с  малой свитой навстречу
царю.
     - Скажи, мой мальчик, гонцу, пусть убирается к черту на полтора ужина!
     - Уже убрался,  только передал мне послание Джандиери и  тотчас стрелой
полетел обратно. Наверно, так приказал князь.
     - Раз царь не  известил Георгия,  то неплохо и  вождю азнауров выказать
презрение кахетинскому Багратиони, - решительно заявил Ростом.
     И сразу "барсы" заспорили - ехать или не ехать.
     - Надо ехать, еще рано обрывать цепь.
     - Ты,  Дато,  всегда походил на  царских советников.  Георгий из  Носте
преподнес престол Теймуразу и  не должен заискивать перед нарушителем своего
слова, - настаивал Ростом.
     - Заискивать,  падать ниц,  одаривать -  все  обязан делать я,  Георгий
Саакадзе,  если  это  на  пользу народу.  Прав Трифилий:  самолюбие в  делах
царства -  дешевый товар...  И потом,  радоваться должны: мне все же удалось
выудить упрямую форель из Алазани.  Дато, разошли гонцов к князьям: "Моурави
повелевает встретить светлого царя с  подобающим почетом".  Пануш и Элизбар,
направляйтесь к  амкарам,  пусть  с  балконов и  крыш  свесят ковры  в  знак
радости.  Матарс и Гиви, проследуйте на Дигомское поле, пусть юзбаши выводят
дружины навстречу красноречивому царю,  который в  своем великодушии изволит
запросто жаловать в преданную ему Картли.  Даутбек, тебе придется склониться
перед тбилели, пусть повелит всем храмам колокольным звоном выразить восторг
верноподданных.
     Дато  взглянул на  Саакадзе и  вдруг,  поняв его  мысль,  расхохотался:
"Пусть князья уверятся,  что  Моурави давно  известно решение царя  посетить
Тбилиси.  Им  полезно  думать,  что  Георгий  Саакадзе  по-прежнему в  силе,
по-прежнему ведает делами царства.  И для святого отца неплохо:  не придется
лишний раз кривить душой".
     Саакадзе, подмигнув Дато, весело хлопнул Автандила по плечу:
     - И  ты,  мой  сын,  в  этом шутовстве не  останешься без важного дела.
Готовь  свою  огненную  сотню,  выедешь  со  мной  встречать повелителя двух
царств, пробирающегося в Тбилиси подобно багдадскому вору.


ГЛАВА ВТОРАЯ

     О  том,  что  самолюбие в  делах  царства  -  дешевый  товар,  знали  и
ревельские штатгальтеры Броман  и  Унгерн.  Потому-то  они  и  прибыли столь
неожиданно в  Москву,  стольный  город  Московского царства,  потому-то  уже
третий вечер  с  показной почтительностью прислушивались к  протяжно-певучей
перекличке ночных сторожей - московских стрельцов.
     - Славен город Москва!
     - Славен город Киев!
     - Славен город Суздаль!
     - Славен город Смоленск!
     Невеселые думы  штатгальтеров нарушил толмач  Посольского приказа.  Он,
наконец, оповестил Бромана и Унгерна об аудиенции.
     - Сегодня вы будете пред лицом государя.
     Но томительно проходил час за часом, а царских советников, высланных за
ними,  все  не  было.  Сердился Броман,  правая бровь  его,  белесая,  точно
выцветший пух,  то и  дело взлетала на лоб.  Негодовал и  Унгерн,  поминутно
припудривая красневший нос. Король польский Сигизмунд III, запасшись помощью
австрийского дома могущественных Габсбургов,  усиливал войну со  Швецией,  и
каждый  лишний  день,   проведенный  послами  в  Москве,   дорого  обходился
Стокгольму.
     Опять вошел пристав и заученно проговорил:
     - Скоро придут за вами большие бояре.
     Унгерн прикусил губу,  чтобы сдержаться, а сдержавшись, поблагодарил за
это  бога  и,  раскрыв  табакерку  с  портретом Густава-Адольфа  на  крышке,
протянул приставу.
     Пристав поклонился, но табака не взял:
     - Оскорбляют бога ныне люди всеми их членами:  глазами,  ртом, руками и
прочими,  один нос не участвует,  и  изобрел человечий злой умысел -  табак,
дабы через него и нос был участником в грехе.
     "Сие есть ханжество!"  -  чуть было не выкрикнул Унгерн и  поблагодарил
бога, что сдержался.
     Под окном послышался чей-то окрик,  что-то круто осадил коня.  Вслед за
тем  в  покои вбежал запыхавшийся толмач,  трижды крикнул:  "Едут!"  -  стал
уговаривать штатгальтеров, чтобы вышли они боярам навстречу.
     Накинув струящийся синевой атласный плащ, Броман сухо ответил:
     - В  резиденции царя  обязанность свою  мы,  послы,  знаем  и  поступим
сообразно с нею.
     Штатгальтеры не  спешили,  всячески оттягивая время,  дабы  не  унизить
величие короля Густава-Адольфа,  Броман медленно прицеплял шпагу  к  золотой
перевязи,  а  Унгерн