нно из-под низу.  Меркушка паясничал,  орал
тушащим мужикам:
     - Белого голубя кидай в жар, погаснет!
     Улочка ходуном ходила.
     Неожиданно  из  верхнего  перехода,  уже  охваченного  огнем,  вырвался
женский душераздирающий вопль.  Толпа замерла,  потом загудела.  Там в  дыму
кто-то метался, простирая с мольбой руки.
     Рухнуло бревно,  разлетелся сноп искр,  обдало горелью.  Два  челядинца
кинулись было  в  терем на  помощь погибающей и  тотчас отскочили,  протирая
овчинными рукавами  заслезившиеся глаза.  Ужас  охватил  сгрудившихся людей.
Кто-то истошным голосом воскликнул:
     - Ой, ратуйте, живьем горит!
     Тут Меркушка сбросил бараний кафтан, рванулся в дым и провалился в нем.
     Из водоливных труб хлестала вода, шипели головешки, нависали обугленные
бревна на одном выступе,  а на другом вспыхивали огненные маки.  Толпа,  как
зачарованная, глядела в дымный провал, куда исчез Меркушка.
     - О-о-ох! - разнеслось над Варварским крестцом.
     Со скрежетом кренилась пылающая крыша.
     И  вдруг из ворот,  в  дымящейся шапке на обгоревших волосах,  выскочил
Меркушка,   неся  на  вытянутых  руках  боярышню.   Голубые  глаза  ее  были
полуприкрыты густыми  черными ресницами,  вздрагивали пунцовые губы,  полоса
сажи  еще  резче  оттеняла снежную белизну руки,  неровно вздымалась девичья
грудь,  и из-под съехавшего набок жемчужного венца ниспадали, словно золотые
жгуты, тугие косы.
     "Вот где Русия!" - подумал Дато, любуясь боярышней и Меркушкой.
     Мамки,  кумушки  подхватили боярышню.  Радостные  возгласы  смешались с
криками одобрения. Хватились Меркушки, а он уже исчез, растворился в толпе.
     "Барсы",  изо всех сил работая локтями,  старались не  потерять из виду
дымящуюся шапку с  лазоревым верхом,  а  за ними,  тяжело отдуваясь,  быстро
шагал толмач.
     Почувствовав на своем плече руку,  Меркушка резко обернулся, но, увидев
мягко улыбающегося чужеземца, расплылся в улыбке.
     С  помощью толмача Дато растолковал Меркушке,  что погибнуть никогда не
поздно,  а  лучше молодцу на  коне  жизнь отстаивать,  с  шашкой в  руке,  и
предложил не  позже  как  сегодня  вечером  прийти  на  Греческое подворье и
осушить чашу вина за начало дружбы.
     Широко улыбнулся Меркушка, тряхнул головой, буркнул: "Ладно, приду" - и
пошел вразвалку,  без  единственного кафтана,  который беспечно бросил возле
пожарища.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Через  амбразуру  Квадратной башни  просматривалось далекое  предгорье.
Серый ветер гулял там,  вздымая пыль  на  каменистой дороге.  Казалось,  что
скачут  всадники,  размахивая  косматыми  папахами.  Но  ветер  отскакивал в
сторону, укладывалась пыль, и дорога вновь становилась пустынной.
     Обдумывая переустройство азнаурской конницы в том случае, если прибудут
из Русии малые пушки,  Георгий задержал шаги около амбразуры, взял из одного
колчана стрелу и вложил в другой.  Так он вел счет времени с того дня, когда
Дато и Гиви,  приторочив к седлам скатанные бурки, выехали на Старогорийскую
дорогу, чтобы присоединиться к посольскому выезду царя Теймураза.
     Счет был  велик.  Уже намечены линии новых укреплений вокруг Носте,  на
площадках которых будут поставлены крепостные пушки с московским клеймом.
     Обсуждая с самим собой грядущие дела,  Саакадзе неизменно возвращался к
дням пира в честь Русудан.
     Сословная неприязнь княжества к  крестьянству была понятна.  Обогащение
одних деревень за счет других было противоестественно. Сплоченность крестьян
- это крепость войска.  Близятся битвы.  И гнойники, вроде Лихи, должны быть
вскрыты вовремя и безжалостно.
     Лихи!  Мысли Георгия вновь и вновь обращались к дням пира. Он задумчиво
перебирал в колчане стрелы.
     Порядком преподношения подарков руководила Хорешани.  Уже  два  дня был
заперт большой зал,  разукрашенный цветами, шелковыми подушками и коврами, а
привезенные  подарки  расположены  строго  по  местам,   где  должны  стоять
дарители. Подарок от Носте лежал на видном месте.
     Едва взошло солнце,  Хорешани с  Маро,  Магданой и Хварамзе разукрасили
тахту,  предназначенную для Русудан,  ветками цветущего миндаля, у изголовья
положили  охапку  благоухающих  ранних  роз.   Чонгуристы,  скрытые  пестрой
занавесью, будут играть нежно, как того требовала весна...
     Наконец  настал  желанный день;  в  зале  собрались приехавшие гости  и
выборные Носте.
     Семья Беридзе из де