кажу,
что Сафар-паша хочет моим мечом изгнать персов из Месхети... А я?..
     Вновь  склонился над  свитком Георгий Саакадзе.  Страдальческая складка
обозначилась в уголке губ, но глаза продолжали пылать, как два факела, точно
стремясь осветить покрытое мраком неизвестности будущее.  Потом он поднялся,
разогнул плечи и  подошел к стене,  где висела в простых черных ножнах шашка
Нугзара.  И  он вновь задал себе вопрос:  "Что нужно мне в  этот роковой для
отечества час?" И, опустив руку на клинок, повторил: "Дороги и тропы!"

     Вблизи Ахалцихе,  во владении Сафар-паши, приютилось у лиственного леса
тихое местечко Бенари.  Сюда не  долетали волнения больших городов,  и  даже
вести  о  беспрерывных войнах  в  Картли,  особенно  в  Кахети,  доходили  к
владельцу соседнего замка случайно -  через приехавших на базар крестьян или
словоохотливого гонца.  Такого гонца перехватывали,  угощали и жадно слушали
новости тбилисского майдана или Метехи.
     Не  удивительно,  что  переселение семьи  Саакадзе взбудоражило Бенари.
Казалось странным:  почему знатный Моурави не пожелал поселиться в Ахалцихе,
главном городе пашалыка, а отправился осматривать захолустные местечки?
     Выбрав  Бенари,   загадочный  Моурави  отказался  от   обширных  домов,
наперебой    предлагаемых    владельцами,     и    предпочел    заброшенный,
полуразвалившийся маленький замок, стоявший в стороне от проезжей дороги, на
самом краю Бенари, и примыкавший западной стороной к лесу.
     Еще   больше  озадачило  жителей  посещение  Георгием  Саакадзе  ветхой
грузинской церковки... Была и более богатая и просторная, но знатный Моурави
не зашел туда.  Отстояв молебен,  Саакадзе подошел к  старенькому священнику
под  благословение,  затем протянул кисет и  попросил обновить храм божий...
Растерявшийся священник худыми  руками  прижал  щедрое  даяние:  о!  наконец
господь услышал его мольбу и послал помощь. Да будет благословенье пресвятой
богородицы над всей семьей Великого Моурави.
     Через   некоторое  время   прибыл   Папуна  с   амкарами-каменщиками  и
плотниками. Застучали молотки, топоры.
     С утра до темноты толпился народ у замка,  поражаясь, с какой быстротой
обновлялись строения,  вырастали зубчатые стены вокруг замка и  воздвигались
по углом сторожевые башни.
     Потом  пришли  садовники,  и  тотчас  гурьба мальчишек,  предлагая свою
помощь,  заполнила двор.  Сначала садовники,  схватив лопаты, хотели выгнать
непрошеных помощников, но Папуна, выдав каждой "ящерице" в задаток по шаури,
велел таскать с ближайшего к реке откоса красный песок.
     Вскоре  заросший сад  весело  заиграл зеленой листвой,  сквозь  которую
проглядывали дорожки, посыпанные красным песком.
     Не  успела вырасти стена  вокруг замка,  как  в  ворота въехали арбы  с
поклажей, потом пригнали скот и пятнадцать молодых коней...
     Целый день толпились жители у  ворот замка,  жадно всматриваясь в арбы.
Но опустилась темная ночь.  Закрылись ворота.  И  любопытные нехотя покинули
обновленный замок, так и не увидев жену Моурави.

     Снова пришлось Русудан, как много лет назад, пережить прощание с Носте.
Русудан стояла возле  башни  и  гладила камень.  Так  же  как  и  тогда,  на
рассвете,   низко  проходили  облака.   Вечные  странники!  Куда?  Зачем?  И
колыхались  поникшие  ветки.   Прости!  Прощай!  Зыбкая  дымка  обволакивала
простиравшуюся внизу долину. Не обманывалась Русудан: вечные странники - она
и Георгий. У какого порога остановится конь их судьбы? В какую бухту занесет
их  парус бедствий?  Где  оборвется алая  нить их  испытаний?  Одно до  боли
ощущалось ясно:  разлука вот  с  этим замшелым камнем,  вот с  этим багряным
деревцем,  с  этим  желобом,  где  неумолчно журчит вода,  будет  бесконечно
долгой.  И  Русудан чувствовала,  что не  просто расстается она с  видениями
дорогого ей мира, а хоронит их в своей потрясенной душе...
     Не обманывался и  Саакадзе:  нельзя победить полчища персов с остатками
азнаурских дружин  и  немногочисленным народным ополчением.  Князья  заперли
своих крестьян в замках,  дабы не бежали к Моурави.  Одни владетели изменили
царю Теймуразу и открыто перешли на сторону царя Симона,  вернее - Шадимана.
Другие остались верны царю Теймуразу и  насильно приковали крестьян к  своим
замкам,  старательно оснастив их  крепостным оружием и  запасом.  Но и  те и
другие  не  только  изменили  Моурави,  но,  словно  осатанев,  любой  мерой
противодействуют его  отчаянным попыткам спасти Картли от  порабощения шахом
Аббасом.  И приходится поминутно быть готовым отразить и персидский ханжал и
княжеский меч.
     Георгий прощальным взором обвел  круглую комнату.  Книги  и  свитки уже
замурованы в  нишах.  Клинки сняты со стен и  завернуты бережно в бурки.  Он
подвинул к себе глиняный кувшин -  и опрокинул чернильницу. Красная струйка,
точно кровь,  потекла к  кисету,  вышитый на нем разноцветным бисером беркут
странно блеснул в  солнечных лучах.  Георгий вынул  из  кисета локон,  нежно
поцеловал и  вновь спрятал.  "Нино!..  Ни битвам с дикими ордами,  ни блеску
царских замков,  ни  прославленным красавицам не затм