ющим  эхом
понеслись,  срываясь с огромных скал, вниз и дальше, дальше в узкое лесистое
ущелье,  в  долины,  на поля,  в лесистое Тианети,  в горную котловину Эрцо.
Между горами Картли и Кахети неслись мутные,  вспененные воды.  Бурно дыша и
стеная,  хлынули в Сагареджо, вздыбили Иори, обрушились на берег, образующий
дугу,  и,  волоча за  собою огромные стволы и  камни,  устремились навстречу
Алазани.
     А весна,  знойная,  неукротимая, вся в брызгах, в лучах, взлохмаченная,
рассыпая молнии и  громы,  проложила между Кахети и  Картли неистовый водный
рубеж.  Исчезли  последние  дороги,  сверкающая  солнечными отблесками грязь
захлестывала тропы.
     Такого  раннего натиска растаявших снегов,  такого буйства не  запомнят
старики.   Неодобрительно  покачивали  они  головами:  год  будет  таким  же
необузданным!..
     Ни  пройти,  ни  проехать.  Но  ничто не  могло остановить Зураба.  Как
одержимый,  в развевающейся на ветру косматой бурке,  припав к мокрой гриве,
мчался он через горные потоки,  топкие болота,  непроходимые леса. Мчался из
Телави со зловещим свитком, украденным верным арагвинцем в Метехи. И за ним,
владетелем Арагвским,  шумно летели знамена:  белые орлы,  терзающие змей на
сапфировом поле.  Мчалась конница, оглашая ущелье ревом труб и пронзительным
ржанием взмыленных коней.
     Зураб до боли сомкнул потрескавшиеся губы,  он ужаснулся,  ибо не узнал
своего собственного голоса,  и  принялся неистово рассекать нагайкой горячий
воздух.  "Скорей!  Скорей, пока не поздно, в Ананури! Скорей, пока "змеиный"
князь  Шадиман  не  выполнил обещание и  не  ворвался вместе  с  азнаурами в
Арагвское княжество,  чтобы  отдать  удел  Эристави  хищнику  Саакадзе за...
измену царю  Теймуразу,  измену,  которую выпестовал в  своем  черном сердце
"барс" из Носте. Но да не свершится злодейство, не восторжествовать змее над
орлом!  Недаром на моем знамени орел терзает змею!  Я,  князь-орел, раздавлю
"змеиного" князя, а заодно и хищного "барса"!..

     Ни  вязкая  земля,  ни  гневный ропот  рек  не  остановили и  Иса-хана,
сменившего парчовый халат на кольчугу.  Получив от Шадимана разоблачительное
послание, хан изменил первоначальный план. Лобовая встреча с Непобедимым уже
принесла если не полное поражение, то и не веселую победу.
     Иранские войска,  переправившись через  Куру,  подходили к  южной черте
Джеран-Чучури.  Пропуская вереницы обозных верблюдов,  Иса-хан и Хосро-мирза
въехали на пригорок, сбивая пышные пунцовые цветы. Приподняв шлем с перьями,
Иса-хан провел рукояткой плети по влажному лбу и  как бы невзначай произнес,
что мудрость подсказывает использовать желание Шадимана властвовать.
     - О пророк, конечно, Симой будет величаться царем, - отмахнулся Иса-хан
от  насмешливого Хосро,  -  но...  скорей,  мирза,  скорей,  пока Теймураз в
неведении!..
     И,  оставив Хосро-мирзу с исфаханскими,  мазандеранскими и хорасанскими
тысячами для нападения на Картли со стороны Борчало,  Иса-хан глубокой ночью
с  предельной осторожностью переправил на  плотах  гилянские,  ардилянские и
луристанские тысячи в Кахети.
     Под   утро  отрогами  Джеран-Чучури  с   ходу  завладела  арабистанская
кавалерия.  Сторожевые кахетинские башни  первой линии оказались брошенными.
Иса-хан самодовольно воскликнул:
     - Кто из правоверных устрашается Теймураза?  Пусть в нем кипит, подобно
меду  в  котле,  желание победить,  но  он,  слава двенадцати имамам,  будет
побежден мною, ибо кипеть - не значит думать.
     Минбаши,  окружавшие  Иса-хана,  одобрительно  рассмеялись,  а  Иса-хан
невольно подумал:  "Если бы царь Кахети думал, то... о справедливый Хуссейн,
предопределил бы ты тогда мне победу над Непобедимым?"
     И  вот,  взяв  с  собою луристанских минбаши из  числа наиболее опытных
ханов,  фанатично преданных шаху  Аббасу,  улыбающийся Иса-хан  двинулся  на
Кахети.
     Поблагодарив судьбу,  освободившую его от зоркого Иса-хана, разодетый в
дорогие доспехи Хосро-мирза решил действовать по совету Шадимана.
     Двадцать  тысяч  сарбазов  под  начальством минбаши,  юзбаши  и  онбаши
обходными путями,  следуя  за  проводником князя  Шадимана,  через  овраги и
горные проходы вошли в ущелье, где начинался подземный ход.
     Вскоре  Хосро-мирза  в  замке  Марабда  с  наслаждением покусывал чубук
хрустального кальяна, разгадывая скрытый смысл приятного сна Гассана.

     Прибыв в  Ананури и  усилив стражу на  угловых башнях,  Зураб  направил
послание,   полное  излияний  в  родственных  чувствах,   Георгию  Саакадзе,
прозванному грузинами Великим Моурави и персами - Непобедимым.
     Зураб  чистосердечно заверял,  что  переброска  им  арагвинского войска
вызвана  угрозой  разгрома  Картли  и  относительно благополучным положением
Кахети.  "Брат для брата в черный день!" - напоминал Зураб и просил указать,
на каких рубежах он должен расположить арагвинскую конницу,  дабы образовать
заслон, не пропускающий и не отст