такое  затруднение.  Одно  время  я  о
Луарсабе думал,  но шах только смерти его отдаст. Потом о царевиче Вахтанге,
но у него лишь звание - ни головы, ни сердца. Может, ты предложишь?
     - Предложу... Симона Второго.

     Метехский замок погружен в зеленоватую мглу.  Как копья стражи, застыли
кипарисы.  В  колючих  кустах  теряются дорожки.  Не  по  себе  чубукчи,  он
чувствует,   что  за  ним  неотступно  следит  какая-то  тень.   Он  пробует
выскользнуть из зловещего сада -  тень за ним... На лесенку - и тень туда...
Зная  хорошо  Метехи,  он  уже  собирается  взобраться на  пятую  сторожевую
башенку, будто случайно, но его внезапно окликает Дато:
     - Эй,  чанчур,  пойдем на балкон роз,  тот,  что над Курой, там Даутбек
ждет, молодость вспомним!
     - Мне вспоминать рано, еще не состарился, - угрюмо отрезал чубукчи.
     - Если не состарился,  тогда опять запищишь женским голосом -  помнишь,
как тогда, когда бесновались маски и ты браслет у меня украл?
     - И это не время.
     - Э...  э,  боишься за  князя?  Ничего,  цел  будет!  Саакадзе змей  за
куладжей не прячет.
     Чубукчи испуганно озирался, ему снова почудилась тень, и он приглушенно
буркнул:
     - Как можешь, азнаур, опасные слова бросать? Или здесь все ангелы?
     - Значит,  не пойдешь Курой любоваться?  Ну,  тогда ступай к  шайтану в
шарвари,  пусть он  любуется тобой!  -  засмеялся Дато  и  легко поднялся по
каменной лесенке.
     Затаенные всплески Куры у  нижних скал и  колеблющиеся блики на  резных
перилах,  очевидно,  располагали "барсов"  к  беспечной беседе.  Рассказав о
"тревоге" чубукчи, Дато заговорил о другом:
     - Раньше, дорогой Даутбек, здесь чихнуть нельзя было, уши даже в стенах
шевелились.
     - А теперь?
     - Чихай,  пока не надоест,  если говорить надоело.  Пока царя в  Метехи
нет, никто не хочет видеть дальше собственного носа.
     - К слову о носе: где запропал длинноносый черт?
     - Димитрий и  Эрасти стерегут порог,  за  которым,  как  тебе известно,
Саакадзе договаривается с Шадиманом.
     За выступом балкона шелохнулся закутанный в  черный плащ человек,  чуть
не вскрикнул от изумления и еще плотнее прижался к колонне. Но друзья и виду
не подали, что заметили незнакомца, и продолжали беседу.
     - Как думаешь, Дато, договорятся?
     - Непременно.   Для   Георгия  выгодно,   неблагодарный  Зураб   должен
поплатиться.
     - Царь его защитит.
     - А   Саакадзе,   поддержанный  Шадиманом  и  дружественными  князьями,
постарается так обезвредить Зураба, что никакой царь его не спасет.
     - Постой, мне показалось, что-то зашуршало.
     - Может, летучая мышь раньше срока проснулась, а то кому еще здесь?
     - Ты хорошо, Дато, спрятал свиток Шадимана?
     - Еще как хорошо! Ни один черт не догадается.
     - И зачем только Георгий притащил сюда послание Барата?
     - Как  зачем?!  Хочет  вынудить князя Шадимана не  клясться на  вине  и
сабле,  а  еще одной печатью Марабды скрепить на этом свитке обещание лишить
Зураба Ананури.
     - Почему же Георгий сразу не взял с собою свиток в покои Шадимана?
     - И  об  этом совещались.  В  случае,  если не договорятся и  печать не
понадобится,  свиток,  как доказательство,  в  руках Георгия остается.  Да и
долго ли  вынуть свиток из-под мутаки?  Георгий нарочно в  покоях Андукапара
расположился.  Туда из-за  боязни нечистого никто не  заглядывает.  Ну,  наш
Димитрий не очень боится не только тени,  а  и живого Андукапара.  Поэтому у
дверей Шадимана он ждет, когда Георгию свиток понадобится.
     - А  я-то,  чудак,  думал,  на  что  ему помощь Эрасти?  Правда,  разве
кто-нибудь  осмелится приблизиться,  когда  Димитрий на  страже?  Ты  другое
скажи, Дато, успеем мы завтра в серную баню?
     - В  духан  "Золотой верблюд" тоже  успеем.  В  Носте выедем не  раньше
полудня.
     За  колонной вновь  послышалось шуршание.  Чья-то  тень  промелькнула и
исчезла за  мраморным крылатым конем,  но  и  это не помешало беседе друзей,
напротив - она стала еще оживленней...

     Оживилась беседа и возле лимонного дерева.
     - ...Из всего ценного, что ты предложил, дорогой Шадиман, мне дорог меч
полководца,  ибо им я защищаю Картли.  Но, думаешь, шах Аббас согласится? Не
опасно ли тебе так открыто проявлять ко мне благосклонность? Не стремится ли
по-прежнему "лев Ирана" получить голову "барса" на пике?
     - Думал и  об  этом...  Но от желания до достижения много аршин...  Как
только Симон воцарится,  Иса-хан,  собрав дань и наказав непокорных,  уйдет,
волю шаха Аббаса буду выполнять я.  Обложу как следует город и деревни - что
поделаешь -  и  пошлю большую дань,  чем  назначил шах.  А  об  остальном не
беспокойся. На время у Вардана с близкими азнаурами будешь.
     - Выходит,  мой  Шадиман,  персы  будут народ мой  грабить,  а  я,  как
ящерица, притаюсь в расщелине гор?
     - Увы,  что  иначе  сможешь предпринять,  дорогой Георгий?  И  ящерицей
иногда полезно прикинуться.  Сила на стороне красноголовых: два года воюем -
мы истощаемся, а они тучнеют.
     - Ты  не  прав,  красноголовые  тоже  истощаются,  иначе  в  Гандже  не
дожидались бы весны.  Два года гоним их,  и пусть еще два года разбойничают,
не взять им Картли.
     Шадиман загадочно усмехнулся и придал голосу большую