лись,  к  Моле и с
настойчивостью вопрошали:
     - Что было? Отвечай: мор? пир? Эласа, меласа?*
     ______________
     * Непереводимое восклицание из часто употребляемой в грузинских сказках
концовки.

     Смущенно поглядев на небо, ахалубанец нерешительно сказал:
     - Не знаю,  почему тогда не спросили кахетинца,  - может, потому, что у
него голова на  тыкву походила;  но,  думаю,  под другой половиной ничего не
было.
     Засмеялись старейшие.  Хосиа порывисто вскочил, переметнулся на верхний
камень,  тренькнул,  подражая черноголовой сойке, и уже хотел высказать свое
мнение о  кахетинце,  который,  очевидно,  приехал в  гости из страны Дидари
(мифической страны лгунов),  но под обрывом в  сумраке послышался торопливый
цокот, и выборные бросились навстречу уже виднеющимся всадникам.
     Приятно  польстила крестьянам пышность наряда  посланцев Моурави.  Сияя
праздничными куладжами и  оружием,  Даутбек и  Димитрий,  соскочив с  коней,
сперва  низко  поклонились выборным,  потом  громко приветствовали:  "Победа
старейшим!"  В ответ также послышалось радостное:  "Победа азнаурам!" Десять
дружинников,  сопровождавших "барсов",  тоже  спешились и  низко  склонились
перед выборными.
     Оглядев  воинский наряд  пышущих здоровьем ностевцев,  Гамбар  за  всех
ответил:
     - Победа  счастливцам,  живущим с  Великим Моурави под  одним  навесом!
Говорю я о настоящем навесе,  откуда дым из очага выходит.  Наверно,  многие
княжеские деревни не  прислали своих выборных,  потому что  для  них неба не
хватило, и как над головами у них "ничего", так и в головах "ничего".
     Хотя и Даутбек,  и Димитрий, а тем более дружинники мало что поняли, но
они поддержали дружный смех выборных.  Затем все с достоинством расселись на
камнях.  Один  лишь Даутбек продолжал стоять,  опираясь на  шашку,  и  после
наступившего молчания сказал:
     - Вам,  цвету грузинского народа,  велел передать Моурави приветствие и
пожелание долгой и  счастливой жизни,  вам и  вашим семьям!  Да  непреклонно
светит  над  вашими  саклями  солнце  Грузии!  Да  зреют  в  ваших  садах  и
виноградниках плоды,  утоляющие  голод  и  жажду!  Да  красуется над  вашими
тахтами оружие, отнятое в боях у врага! Победа! Победа, друзья!
     Выборные поднялись и восторженно выкрикнули:
     - Победа! Ваша! Ваша Великому Моурави!
     - Ваша "Дружине барсов"!
     - Ваша ностевским воинам!
     - Ваша благородной жене Моурави!
     - Ваша всем женам-ностевкам, провожающим с песнями мужей на битву!
     Потом  вновь  чинно расселись,  и  радостное воодушевление,  охватившее
выборных, сулило Даутбеку и Димитрию успех в деле, порученном им Саакадзе.
     Подробно осветив  положение Картли,  Даутбек  не  скрыл,  что  никогда,
пожалуй, не было так тяжело, ибо приходится воевать втройне: с чужим врагом,
со своими князьями и,  что еще хуже,  со своим царем,  который,  вместо того
чтобы  поощрять  Георгия  Саакадзе,  вождя,  избранного картлийским народом,
рассыпает перед  азнаурскими конями  на  дорогах  и  тропах  острые  обрезки
железа.  Вот  почему  сейчас особенно необходимо нерушимое единение вождя  с
народом.
     Первый говорил Гамбар из Дзегви, у которого оказалось кизиловых палочек
- то  есть завербованных ополченцев -  больше,  чем у  других.  Он поднялся,
расправил чоху, снял папаху:
     - Мы  Георгию  Саакадзе,   Великому  Моурави,   давно  верим.  Под  его
счастливой  рукой  мы  одерживали  победы  над  страшным  врагом.  Пред  его
счастливым мечом  склонились усмиренные князья.  И  разве не  было  времени,
когда  веселый дым  наших очагов говорил о  снятии рогаток,  об  уменьшенной
подати  князьям?  Почему же  царь,  данный богом,  не  утвердил деяний друга
народа? Мы, выборные от Дзегви, спрашиваем - почему?
     - Вы  снова  можете  вернуть  счастливое время  Георгия Саакадзе,  если
возьмете оружие и приметесь колотить по башке и по заду чужого врага,  потом
полтора года  по  голове своего князя и  еще  полтора года  -  кого  и  куда
придется: сборщиков, нацвали и гзири, чтоб не воровали.
     Дружный  смех   встретил  предложение  Димитрия.   На   верхних  ветках
шарахнулась потревоженная птица,  забила крыльями,  где-то  внизу подхватили
смех -  не  то  эхо,  не то каджи.  И  задвигались кусты в  косматых зеленых
бурках.
     Вторым, по палочному старшинству, заговорил Пациа:
     - Я рядом с Великим Моурави шашку обнажил,  как раз была.  После жаркой
битвы с персами Моурави поцеловал меня в сухие губы... Помню, слезы упали, -
молодой был.  Потом Моурави ханского коня подарил и  его же богатую саблю...
вот  она  на  мне...  Так разве при первом зове Моурави не  брошу очаг и  не
побегу за ним хоть в огонь?
     Говорили и другие выборные от царских деревень: все они готовы покинуть
теплые сакли, благословить семьи и бежать по ледникам, через пропасти, через
горы и долины навстречу смерти...
     - Почему смерти?  Навстречу жизни будете вы бежать,  - задушевно сказал
Даутбек.  -  Георгий Саакадзе за лучшую жизнь вашу сражался, сражается и еще
долго намерен сражаться... И вас призывает стать рядом с ним!..
     - Все! Все готовы!
     - Можем сейчас на  коней вскочить,  у  кого есть,  а  у  кого нет,  еще
быстрее помчится.
     - Э, э!.. Люди, снова Саакадзе зовет!
     - Э, э!.. Хоть сейчас готовы!
     Переждав взрыв  восторга,  Даутбек обещал подробно рассказать Моурави о
хорошей памяти  картлийского народа,  о  гордом желании защищать прекрасную,
как утренняя заря, родину, о непоколебимом решении сохранить для своих семей
очаги  с  веселым дымом  над  саклей.  Потом  Даутбек передал совет Саакадзе
готовиться к войне тихо, не возбуждая подозрения не только царских гзири, но
и князей,  чтоб не заперли своих крестьян в замках