не  скучно.  Хорошо,  Гиви  вовремя
рассердился.
     - Еще  бы  не  рассердиться,  когда  сидишь  на  арабском  табурете,  а
чувствуешь себя, как на муравьиной куче. Дато уговаривает Иесея Ксанского, а
сам  платок  за  платком из  куладжи тянет.  И  понятно для  чего:  лоб  его
уподобился берегу после дождя.  Он сладким голосом свое, а Иесей - свое: "Не
по дороге мне с царем Теймуразом!" Тут я такое бросил: "Если ты, князь, друг
Георгия,  столько  слов  для  себя  требуешь,  то  с  каким  запасом надо  к
Чолокашвили ехать?"
     - Здесь Иесей уж не вытерпел,  лицом на пол-агаджа длиннее стал,  - под
общий смех проговорил Дато, - хотел захохотать, но раздумал, да как гаркнет:
"Ты что, азнаур, торопишь? Должен я думать или, как испуганный заяц, прыгать
на стрелу?.."
     - Молодец,  владетель Ксани,  хорошо усвоил: сколько ни спеши, опоздать
всегда успеешь!..
     - Э-э!.. Папуна про себя сейчас сказал: чаша неосиленная стоит...
     - Уже лежит,  - поддерживая веселье "барсов", выкрикнул Папуна и потряс
опустевшей чашей над головой.
     Но  предложение Димитрия  пустить  большой  рог  в  путь  вокруг  камки
встретило  со  стороны  Хорешани  решительное  возражение:  она  тоже  хочет
повеселить народ.  Послав Иорама за свитками,  что лежали под ее покрывалом,
она сказала:
     - Тут Дато о Шадимане вспомнил,  как раз о нем хочу позлословить...  На
мое послание Барата изволил посланием ответить, - Хорешани развернула свиток
и, подражая голосу марабдинского владетеля, мягко начала читать:
     "Прекрасная Хорешани из  Хорешани,  сколь  радостно было  мне  в  своем
уединении,  пусть временном,  узнать твою руку на  вощеной бумаге.  С  тобою
хитрить излишне, скажу прямо: два воскресенья ломал голову, изыскивая способ
направить послание в Арша княгине Гульшари, и хочу предложить тебе амкарские
условия... Кажется, других ты сейчас не признаешь.
     Я  согласен оставить на твое благосклонное попечение до конца войны мою
Магдану,  если  и  ты  согласишься помочь мне  успокоить Гульшари...  Думаю,
поможешь, - поэтому сразу направляю второй свиток с верным мне мсахури, хотя
кошки сейчас стали преданнее собак.
     Изысканно прошу,  устрой для моего гонца пропускной ферман к замку Арша
и...  конечно,  обратно, дабы увериться мне, что недаром я доверился тебе. У
меня  нет  причин сомневаться,  что  раньше ты  одна прочтешь свиток,  потом
вместе с  умным  Дато,  потом повертит его  Великий Моурави,  потом "барсы",
каждый в  отдельности и  все  вместе...  Не  забудьте дать понюхать свиток и
молодому Джамбазу. К слову скажу: до меня дошло, что этот незаконнорожденный
сын  старого Джамбаза и  арабской кобылы стоил Моурави золотого с  каменьями
пояса  с  алмазной пряжкой,  подаренного азнауру эмиром,  ибо,  избалованный
победами в  Индии,  бешеный Джамбаз раньше сбросил эмира с  седла,  потом на
глазах  у  потрясенной свиты  овладел  красавицей с  бирюзовыми браслетами и
серебряными подковами... Как ты сразу догадалась, я говорю не о любимой жене
эмира,  а о ее лошади...  Не ради смеха пишу об этом, ибо смех после подвига
Джамбаза  прогостил в  ваших  залах  приветствия четыре  воскресенья и  одну
пятницу, а ради уверения в том, что я знаю дела Георгия Саакадзе, даже самые
незначительные,  в не меньшей мере,  чем он знает дела,  даже самые крупные,
Шадимана Бараташвили.  Напрасно,  прекрасная Хорешани, укоряешь, - я, по той
же  причине,  по  какой  Моурави  не  осаждал  Марабду,  не  повторю  промах
молодости...  Наша вражда с  Георгием Саакадзе не  личная,  ибо нет для меня
приятнее собеседника,  чем ностевский владетель.  Думаю,  и он не отказывает
себе в удовольствии делиться со мною большими мыслями...  Так, в тиши ночей,
ведем мы  наш  вековой спор.  Спор беспощадный и  непримиримый.  Победит или
потомственный  азнаур  Георгий  Саакадзе,  или  потомственный князь  Шадиман
Бараташвили...  Никогда не  сомневался,  за кем останется победа:  ведь орлы
летают в поднебесье, а барсам самим богом определено пригибаться к земле..."
     - А  кто  сказал:  "князья -  орлы"?  Они  помесь из  полутора шакала и
полутора лисицы!
     - Почему лисицы?  Другое придумай,  Димитрий.  Я вчера папаху из черной
лисы амкару заказал...
     - Прав Гиви,  почему лисиц обижаешь?  Может,  князья помесь из полутора
змеи и полутора осы?
     - Не стоит,  Даутбек,  прибегать к помеси, пусть будут целиком осами, -
тоже летают...  -  расхохотался Саакадзе, подбрасывая огромный турий рог. Он
оценил остроумие Шадимана при столь опасной игре и весело спросил:
     - А как думаешь, Хорешани, поступить со вторым посланием?
     - Раньше прочла сама, потом с Дато, теперь ты, Великий Моурави!..
     - О-го-го!..  -  от смеха покатывался Папуна. - Этот князь начинает мне
нравиться.
     - Думаю, дорогая Хорешани, не стоит Великому Моурави еще раз вертеть...
бумажный чурчхел.
     Новый взрыв смеха "барсов" вызвал полное недоумение Гиви.
     - А не повертеть ли все же раньше Георгию? - прищурился Дато.
     - Я  дело  советую:   может,  после  второго  свитка  сразу  за  оружие
схватимся, времени жалко...
     - Черт! Сам полтора часа время за узду держишь!
     - Смотри, Гиви, время может тебя вниз головой уронить, - хохотал Дато.
     Папуна похлопал по плечу Гиви:
     - Цаплю  спросили:  "Не  устала,  батоно,  полтора  дня  ногу  поднятой
держать?.." - "Если и устала, - вздохнула цапля, - все равно должна, на двух
ногах земля меня не удержит..."
     - А  я  о  чем?  Тяжело Гиви  двумя ногами думать,  потому,  по  совету
Димитрия, полторы