асть упрямого Моурави.
     - Сын мой,  -  коротко заметил католикос,  -  сейчас не  время дразнить
хищника.  Пусть  во  славу  божию раньше растерзает "льва".  А  потом "орел"
заклюет "барса".
     - Опять же,  светлый царь,  церковь нуждается в  сильной защите,  и  не
следует сейчас разжигать междоусобие, - мягко добавил Трифилий.
     - У  Саакадзе  строптивые  родственники,  один  Зураб  Эристави  сатане
подобен, - поддержал Феодосий.
     - И того не следует забывать, - добавил тбилели, - что святая троица по
своей милости наградила ностевца, вложив в его десницу меч, урагану равный.
     - Услышанное и  увиденное нами укрепляет нас в решении просить помощь у
Русии. Огненный бой стрельцов смирит гордыню Моурави.
     - Аминь! - вздохнул Харитон...

     Чуть  показался краешек  луны,  сея  голубоватые блики  на  Сололакских
отрогах.  Глубоко внизу утопали в мягкой мгле купола,  плоские крыши,  сады,
стены.  Медовые  испарения миндальных деревьев плыли  над  узкими  улочками,
смешиваясь с  запахом шафрана.  Приглушенно постукивали копыта коней,  точно
боялись вспугнуть ночную тишь.
     Четыре всадника свернули к  Дигомским воротам.  Дато и  Гиви спешили до
рассвета попасть в Мухрани, дабы предупредить старого князя о спорах в келье
католикоса.  Даутбек и  Ростом  о  том  же  самом  должны  были  рассказать,
владетелю Ксани. Так повелел Георгий...

     Отправив верных "барсов",  Саакадзе красочно описал Зурабу бой в  келье
католикоса.  Зураб  изумился находчивости друга и  внезапно разразился таким
хохотом,  что  два чучела фазанов упали с  развесистых веток,  а  испуганная
Дареджан метнулась в покои Русудан, уверяя, что князя защекотала чинка.
     - Дорогой Георгий,  -  захлебывался от восторга Зураб,  - я теперь семь
шкур сдеру с  князя Палавандишвили.  Его пахучие мсахури денно и нощно тянут
арбы  с   поклажей  через  мои  владения.   А   тот  гордец  Цицишвили?!   А
отвратительный Джавахишвили?!  Дорогой, один ты мог придумать такое угощение
заносчивым кахетинцам...  Говоришь, Чолокашвили, увидев на лице царя красные
пятна,  сам  посинел?  Это  у  них страх перед "приятной" крепостью Гонио...
Утром поскачу в Ананури. Все свершится, как ты сказал, мой Георгий.
     Густая зелень скрывала тропу,  обрывавшуюся у  каменной ограды.  Легкая
вечерняя дремота окутывала сад; как зачарованные, поднимались чинары, утопая
в серебристом тумане. Затаенно журчал ручей, отражая темные силуэты.
     Нежно погладила Русудан руку Георгия.
     - Видишь,  дорогой,  Зураб  предан тебе,  и  в  своей борьбе со  сворой
приспешников кахетинца ты не один.
     - И  у  Мухран-батони  нет  особых  причин  любить  Теймураза.  Как  ни
набрасывай  на  истину  покрывало,  Теймураз  отнял  картлийский  престол  у
Кайхосро,  конечно,  при  помощи  католикоса.  Сейчас  покрывало сброшено  с
истины.
     Русудан внимательно вслушивалась в слова мужа.
     - Да,  Георгий...  Думаю,  Дато добьется от старика плети для княжеских
буйволов, и никакие увещания Чолокашвили не помогут.
     - Не  помогут  и  увещания бога,  ибо  князь  Теймураз не  простит царю
Теймуразу воцарения в  Картли.  И  вся  фамилия Мухран-батони до  сего  часа
огорчается неудавшимся венчанием Кайхосро на  царство.  Ты не печалься,  моя
Русудан,  не выковано еще то копье, которое может выбить Георгия Саакадзе из
седла.   Готов  поклясться  -   католикос  охладил  желание  царя  Теймураза
расправиться  со  мной.  Пусть  свирепеют  владетели,  лишь  бы  открыто  не
разгорелась вражда до победы над шахом...  А знаешь, "черный князь" Трифилий
на моей стороне, - Георгий слегка сжал локоть Русудан и рассмеялся.
     Рассмеялась и Русудан:
     - Напрасно многие огорчаются, что витязей становится все меньше. Кстати
о витязях. Твой Даутбек сделан из льда и ветра...
     - Даутбек любит Магдану, но она дочь Шадимана. Этим все сказано.
     Долго молчали. Тишину нарушали лишь тихий шелест листьев и приглушенные
шаги по тропе.

     В  узкое  окно  косым  потоком падал  свет,  ложась на  груды  свитков,
заполнивших  каменный   стол.   Сегодня   просторная  келья   убиралась  под
наблюдением самого  Бежана.  Церковный молодой глехи,  обслуживающий братию,
бесшумно ставил кувшины с ветками дикой сливы, вносил новые циновки.
     Близился  полдень.  Издали  доносилось  тягучее  пение  монахов.  Между
ореховыми деревьями, подпирающими, как столбы, синий купол неба, проносились
ласточки, отражаясь в чистой, словно хрусталь, ключевой воде.
     Перед Бежаном стоял древний дискос, покрытый тонким серебряным листом с
позолотою.   Под  вычеканенными  цветами  и   фигурами  вилась  полуистертая
грузинская надпись,  которую  старался разгадать Бежан.  Он  вносил  историю
этого дискоса в список утвари Кватахевской обители. Греческая царевна Елена,
став женой царя Баграта Куропалата,  привезла дискос в  дальнюю Грузию.  Она
верила,  что в  нем воплотился дух апостола Петра.  Отгремели годы,  и Давид
Строитель лично  поразил  мечом  сельджукского полководца и  в  знак  победы
передал этот дискос настоятелю Кватахеви.
     Зорко  всматри