.  Молодежь продолжала пировать. Лишь Автандил догадывался, что
пир не  случаен,  и  он  старался беспрерывно шуметь:  тo  лихо проносился в
лекури,  то, подражая обитателям высот и трясин, клокотал, рычал, квакал. От
заливистого хохота у  толстушки побелел кончик носа.  И  даже Бежан смеялся,
нежно поглядывая на брата.  Сыновья Ростома,  так похожие на отца, сдержанно
улыбались и  в перерыве между танцами развлекали Магдану вежливым разговором
о старинных витязях любви.
     Магдана  скучала.  О  счастье!  В  комнату впорхнула Циала,  наряженная
гаремной танцовщицей.  Звеня дайрой и браслетами, извиваясь в сладострастном
танце, она, изображая зарождение страсти, слала кому-то неведомому поцелуи.
     Автандил  сравнил  Циалу  с  зыбким  маревом,  сквозь  которое  вот-вот
пробьются пурпурные лучи.
     - А  мне  Циала  кажется  радугой,  разорвавшей  сетку  дождя,  -  тихо
проговорила Магдана.
     - Так скользит лунный блик по  затаенному озеру,  -  краснея,  проронил
Бежан.
     Циала ничего не замечала, она с невидящими горящими глазами пленительно
кружилась по  ковру.  И,  точно  влекомая видением,  выскользнула на  лунную
дорожку сада и,  продолжая кружиться, роняла слова, как лепестки роз: "О мой
Паата! Мой любимый, я научилась быть красивой, я овладела тайной соблазнять.
Видишь, как я веселюсь? Но нет, я только готовлюсь к веселью, о мой любимый,
навсегда мой!.."
     Вдруг она замерла.  На  пороге,  расправив могучие саакадзевские плечи,
сидел...  кто?  кто? Паата! Она подавила невольный стон. "О счастье! Да, да,
это он,  -  та же белая шелковая рубаха,  в  какой любил ходить дома,  та же
упрямая черная прядь на высоком лбу! О пресвятая богородица, ты услышала мою
мольбу и послала долгожданную встречу. О мой любимый, мой единственный! Мой!
Мой!" Она прижалась влажным лбом к шершавому стволу. Видение шевельнулось.
     - Нет.  Нет,  не  уходи,  не  оставляй  меня  на  муку!..  О  пресвятая
богородица, помоги мне! Помоги!
     Циала рванулась,  простирая руки к  видению.  В  сладостном забытьи она
шептала страстные слова любви:
     - Ты... Ты ожил? О, я знала, ты не мог совсем умереть! Мой! Мой! Подари
мне любовь,  как дарил раньше.  О свет моих глаз! О биение моего измученного
сердца! О милый! Милый!
     Бежан отпрянул,  судорожно заслоняясь ладонью. Он чувствовал, как огонь
проник в  его грудь.  Впрочем,  он  ничего не  чувствовал,  ибо на мгновение
потерял сознание, а когда очнулся, хотел крикнуть - губы его были сомкнуты с
огненными губами Циалы.
     И одурманивал его запах каких-то белых ночных цветов,  и проносился над
ним  шестикрылый серафим,  тщетно  пытаясь ветром,  срывающимся с  пепельных
крыльев,  пробудить в  нем сознание.  А страстный призыв раскаленным лезвием
все глубже вонзался в сердце:
     - О возлюбленный, нет, не отдам я тебя, не отдам даже богу!..
     Бежан вздрогнул:  "Даже богу!.."  Монастырь!  Отец Трифилий!  Все,  все
погибло. Ледяная глыба надвинулась на душу. Он отшатнулся:
     - Сгинь! Сгинь, приспешница ада!
     В лунном отсвете пена на пунцовых губах Циалы казалась кровью.
     - Нет, нет, не отдам! - обезумев, шептала она.
     - Отыди от меня,  сатана!  - неистовствовал Бежан и, схватив девушку за
косы, отшвырнул от себя.
     Он метнулся к деревьям,  раня лицо и руки о шипы кустов, и вдруг увидел
на траве растянувшегося Автандила. Обостренное восприятие подсказало Бежану:
недавно здесь была хохотушка.
     - Блуд! Блуд! Землю Христа блудом испоганили!..
     - Постой! Какая бесноватая кошка тебе нос расцарапала?
     Потрясенный Бежан почти упал, стон вырвался из его груди:
     - Она!.. Она!.. О брат мой, непотребная Циала.
     - Циала?!
     - Набросилась на меня, аки, прости господи, тигрица на ягненка...
     - Прямо скажу, не подходящее сравнение для сына Георгия Саакадзе.
     - Едва спасся от блудницы...
     - Э-эх!  Святой топор!  Что же,  душистый персик оказался не  по  твоим
зубам?
     - Брат, не оскверняй слух мой! Или забыл про сан мой, рясу?
     - Ряса при таком деле ни при чем.  Вот влюбленный Леван Мегрельский еще
длиннее одежду носит.
     - Благодарю тебя,  господи, ты защитил меня!.. Молю, пошли скорей утро.
Поспешу к моему настоятелю,  покаюсь святому отцу Трифилию. Пусть наложит на
меня строгую епитимью, пусть суровым постом и денно-нощной молитвой заставит
очистить тело от прикосновения грешницы, пусть...
     - Постой, постой! Ведь сам говорил - настоятель Трифилий, словно нежный
отец, о тебе заботится, так почему хочешь поставить изящного "черного князя"
в неловкое положение?
     - О чем речь твоя, брат мой?..
     Вдруг Бежан осекся,  догадка,  словно молния,  сверкнула в  голове.  Он
вспомнил,  как  настоятель  нередко  ночью  покидает  монастырь,  а  наутро,
благодушно  разглаживая  бороду,  говорит  с  ним,  с  Бежаном,  о  мудрости
всевышнего,   ниспославшего   человечеству   истинную   благодать:   солнце,
оживляющее  творение,  созданное  великой  мудростью  всеобъемлющего...  Раз
как-то настоятель в такое утро заботливо спросил:  не тяжело ли юному Бежану
отрочество без утех...  "Господь бог наш в  своем милосердии снисходителен к
плотским грехам,  ибо  они  созданы им