царь на прощание, осыпая ее косы поцелуями.
     В  домике стало  суетливо,  как  перед большим праздником.  Пировали до
поздней ночи,  вспоминали Носте,  бедный сахли над откосом и  медовый аромат
расцветающих яблонь.  А  когда угомонились старики и  Папуна и легкая тишина
окутала комнату,  Тэкле вынула шелковый платок с  вытканной розовой птичкой.
Он был пропитан поцелуями Луарсаба,  и  от него веяло весной.  Она прижалась
щекой к платку и мгновенно заснула...
     Подземная  комната  убиралась тщательно:  кто  знает,  сколько  времени
придется прожить здесь царю?..
     Папуна  и   Горгасал  с   большой  осторожностью  закупали  продукты  в
отдаленных рабатах.  Тэкле по  нескольку раз в  день сбегала вниз,  украшала
комнату шелковыми подушками,  мутаками,  ставила фаянсовые вазы в углу,  - в
них будут благоухать цветы.  А вот из этой чаши они вместе утолят жажду. Тут
вот,  у ног царя,  она на чонгури будет наигрывать его любимую песню. Здесь,
посредине,  они расстелят камку, и Папуна, веселый тамада, станет развлекать
их смешными рассказами, а благородный Керим поведает о своих приключениях на
семи  дорогах мира.  Улыбнется Баака,  давно  потерявший смех.  Датико будет
угощать их новыми яствами.  И царь сам поднесет чаши старикам, заменившим ей
мать и отца...
     Так,  в  счастливом возбуждении,  не  умолкая,  говорила сама  с  собой
Тэкле...
     Накануне роковой пятницы пришел Керим:  все подготовлено, царь оживлен,
но скрывает блеск глаз.  Не следует в кизилбашах вызывать подозрений.  Князь
Баака нарочно гуляет в саду с лицом,  полным печали.  А хан радуется этому и
насмехается! Пусть! Да будет благословение аллаха над затеянным!

     И  вот  наступила  ночь  случайностей  и  обмана.  Как  условлено,  хан
Али-Баиндур выехал из  крепости незаметно для  всех.  Керим проводил его  за
боковую калитку и обещал сторожить возвращение.
     Али-Баиндур  ехал  медленно и,  по  привычке,  настороженно,  ко  всему
прислушиваясь и  вглядываясь в  темноту.  Он  несколько раз объехал красивый
дом,  остановился у  главного входа:  ничего подозрительного.  Потом свернул
направо, бесшумно открыл ключом Керима потайную дверцу.
     Он  привязал,  коня  у  финиковой пальмы,  крадучись обошел  весь  сад,
осмотрел куст за кустом и медленно направился к мраморной лестнице.
     Его  никто не  встретил,  но  все двери были открыты.  Нащупав у  пояса
ханжал,  он прошел одну,  потом другую и  очутился в  третьей комнате,  ярко
освещенной  разноцветными  светильниками.  На  низкой  тахте  среди  подушек
виднелась рука, небрежно держащая чубук кальяна.
     Он хотел сразу ошеломить взор и смутить сердце гречанки,  но как раз на
пути  стоял арабский столик и  на  нем  поднос с  пирамидой плодов.  Персики
бесстыдно выглядывали из-под гранат, нагло смеялись румяные яблоки и, словно
длинный нос, высовывалась груша.
     Возмущенный,  он  уже  хотел уйти,  но  внезапно прозвучал голос нежнее
флейты:
     - О хан из ханов,  почему томишь мои желания?  Разве уши мои не открыты
для приятных сравнений, а пылающие уста не ждут охлаждения?
     Али-Баиндур шагнул  вперед и  между  мутаками увидел обнаженную ногу  с
алмазным перстнем на большом пальце.
     - Покажи мне свое лицо,  откинь подушки! - с легким раздражением сказал
хан.
     Что-то  на  тахте  зашевелилось.  От  бархатистых  плеч  исходил  запах
меккского бальзама.  Кудри,  подхваченные золотым  обручем,  блестели крылом
ночи.
     Хан насторожился и подался назад, ему почудился шорох.
     - Не уподобляйся охотнику, заблудившемуся в лесу. Я отослала всех слуг,
ибо не  меньше твоего люблю тайну.  А  шорох -  от  шагов Агаты,  охраняющей
прекрасное служение мое богине любви. Сегодня ты здесь хозяин.
     - Если так...
     Хан схватил столик с  фруктами и сдвинул в сторону.  Шелохнулась легкая
туника,  слегка приоткрывая нежную смуглоту.  Гречанка потянулась к  нему  с
чубуком кальяна...

     Ночь  сгущалась.   Прохлада  слегка  шелестела  листьями.  Черное  небо
высыпало все звезды, горели они нестерпимо ярко.
     Керим с двумя сарбазами обошел крепость,  проверил посты и направился к
белому домику,  где жил...  Надо ждать еще час смены стражи. Сегодня дежурит
онбаши  Багир.   Лазутчик  Баиндура,   сын  мелкого  хана,  всеми  способами
пробивается в доверие всесильного начальника Гулаби. Даже за Керимом следит,
глупец! Даром тратит время и злость... Керим нарочно сегодня поставил его во
главе стражи... Над всеми властен аллах, и если ему не будет угодно...
     Поспешно отбросил Керим страшную мысль.  Все...  все готово. Его плащ и
летняя чалма уже у  царя.  Два одеяния сарбазов,  для князя и  Датико,  тоже
наверху.  Багир  расставит новую  стражу,  подражая Кериму,  обойдет дворы и
потом  направится в  помещение онбашей.  Будет  уже  полночь.  Керим  зайдет
проверить:  не заснул ли лазутчик? Конечно, нет! Багир поклялся, что глаз до
утра не сомкнет, ведь хана нет в крепости.
     Керим  раскричится:  кто  сказал ему  подобную ложь?  Разве  хан  ночью
оставляет башню воли шах-ин-шаха?!  Пусть больше Багир об  этом не  решается
вспоминать!  Багир,  трусливая  тень,  начнет  умолять  не  говорить  о  его
оплошности хану.  Керим,  махнув рукой,  выйдет.  После  этого онбаши,  ради
своего спокойствия,  еще раз обойдет двор и, в