диман подался вперед. - Говори!
     Вардан с удовольствием заметил, что лицо Шадимана стало походить на его
любимый лимон. Он оглянулся на кузнеца.
     - Не могу...
     - Притуши огонь,  Maxapa!  Говори,  купец,  -  у меня нет тайн от моего
мсахури.
     - А у меня есть, светлый князь! Покупателю не показывают цену товара.
     - Пойдем!
     Шадиман  направился  к   узкой  дверце,   через  щель  которой  приятно
просачивался дневной свет.  Вардан следовал с  нарочитым спокойствием,  хотя
внутренне содрогался.  Страшные клещи,  еще  красные,  лежали у  наковальни:
"Если  вырвусь  целым,  клянусь  во  всех  церквах Тбилиси по  толстой свече
поставить за упокой моего знакомства с князем Шадиманом".
     Едва они вошли в комнату приветствий, как Шадиман крикнул:
     - Говори!.. Незачем оглядываться!.. Ты слишком стал осторожным!
     - Превратишься в зайца, если собственной тени верить нельзя.
     Вардан  видел  нетерпение и  почти  бешенство князя  и  с  наслаждением
растягивал время.  Он  обошел комнату приветствий,  прикрыл плотнее дверь  и
спокойно,  без приглашения, опустился в удобное кресло... Он, купец, спасся,
- теперь пускай помучается князь.
     - Сразу хотел сказать тебе, благородный князь, об этом. Только ты меня,
как рыбу, оглушил.
     - Или ты заговоришь, или... - свирепел Шадиман.
     - Давно уже  это  началось,  месяца два...  На  майдане шепчутся:  царь
Теймураз в Гонии томится, а два царства без царя тускнеют.
     - Как ты сказал? Два царства?
     - Не  я,  светлый князь,  -  народ говорит...  В  духанах то  же кричат
пьяные,  за  здоровье царя тунги вина ставят,  угощают всех,  кто  Теймураза
вспоминает...
     - Саакадзе об этом знает?
     - Когда я "барсу" Ростому поведал о преступных разговорах, он посмотрел
на потолок:  "Что ж,  пускай пьют,  -  царь Теймураз настоящий царь, никогда
церкви не изменял".
     Шадиман  вскочил,  почему-то  потушил курильницу,  резко  толкнул вазу;
впервые заметил Вардан, как дрожат пальцы князя.
     Шадиман размышлял:  "Все ясно,  князья недовольны правителем,  Саакадзе
дорожит  князьями  и  подыскивает  им  нового  царя".  И,  внезапно  приятно
заулыбавшись, вкрадчиво проговорил:
     - Вардан,  ты  немедля  должен  отправиться в  Исфахан.  Надо  передать
послание лично шаху Аббасу.
     - Ты так восхитил меня,  уважаемый батоно-князь,  что я  еще главное не
успел сообщить.
     - Говори! Еще о царе?
     - Нет, о султане!
     - О каком султане?!
     - Мураде, падишахе вселенной.
     - Махара!!! - внезапно крикнул Шадиман.
     Вардан с ужасом оглянулся на дверь и, глотая слюну, заговорил:
     - Двух князей с пышной свитой посылает...  Двух азнауров с дружинниками
посылает...
     - Подай чашу! - приказал Шадиман выросшему на пороге палачу.
     - ...И меня,  мелика Вардана,  с двумя купцами, советниками по торговым
делам,  в Стамбул посылает, - вздохнул свободно Вардан, наблюдая, как Махара
огромной  волосатой  рукой  наполнил  до   краев  серебро-чеканную  чашу   и
выскользнул на носках.
     - Пей, купец, и не замедляй разговор!
     Вардан покосился на пустую чашу князя, без всякого удовольствия, даже с
опаской,   опорожнил   преподнесенную  ему   чашу,   предварительно  пожелав
процветания  дому  Бараташвили,   и   без  передышки  подробно  рассказал  о
военно-торговом посольстве Саакадзе,  о личном к нему,  Вардану, поручении -
проследить,   какое   впечатление  произвел  на   турецкие  майданы   первый
картлийский караван.  О посольстве в Русию Вардан не обмолвился и, прицокнув
языком, сокрушенно добавил:
     - Уже  предупредил о  дне  выезда,  теперь  невозможно  дорогу  менять,
повесит...
     - А меня ты меньше боишься?
     - Совсем не боюсь,  светлый князь.  Перед тобою чист...  Может,  своего
мсахури Махара пошлешь в Исфахан?
     - Неопытный для такого путешествия, придется тебе...
     - Князь, может, пчеловода пошлем? Его даже Саакадзе не мог запугать. До
сих  пор  Исмаил-хану твои приказания передает.  Конечно,  одного опасно,  -
пусть твой мсахури с людьми до рубежа его проводит. Люди обратно вернутся, а
Махара с  пчеловодом до  Исфахана дойдет.  Он со мною два раза в  Исфахан на
верблюде ездил.  По-персидски -  как  кизилбаши -  может изысканно говорить,
может ругаться...
     - Я подумаю об этом. Отдохни у меня до завтра.
     Вардан взмолился: он рискует не только головой - благополучием семьи!..
Завтра в помещении мелика купцы соберутся -  договориться о ценах.  Если он,
мелик,  не придет и  дома его не найдут...  разве мало у него врагов?  Разве
саакадзевцы  не  по  всей  Картли  развесили  уши?  Длинноносый Димитрий  не
перестает вынюхивать,  кто  помог князю Шадиману покинуть крепость...  Пусть
благочестивый Самсон сохранит каждого от гнева этого "барса". А разве Ростом
лучше?  Дышать  не  дает!  Когда  только  воцарится  светлый  царь  Симон  и
благородный князь Шадиман избавит наконец Картли от власти ностевцев?!
     Еще долго приводил всякие доводы Вардан,  пока князь не  убедился в  их
разумности.  Ему  пришелся по  душе  совет  купца  прямо из  Марабды скрытно
послать гонцов к  шаху:  значит,  Вардан не  заинтересован получить на  руки
свиток, дабы по пути свернуть к Саакадзе со свежей новостью!
     Вардан  повеселел:  он  пришлет  пчеловода в  Марабду  немедля,  и  тот
беспрекословно отправится хоть на край света.
     Темнело, вошел Махара с горящими свечами в роговом светильнике...
     Лучи, отражаясь в выпуклых боках медного кувшина, до боли резали глаза.
     - Нуца,  отодвинь  проклятый кувшин!  И  перестань восторгаться пирами!
О-ох! Голова моя скоро треснет от боли! Смочи скорей, Нуца, платок...
     В  этот миг Варда