горе нам! Ни нацвали, ни гзири, ни
даже  надсмотрщиков не  имеем...  Разбежались,  как  зайцы,  лишь только наш
Георгий переступил порог Картли.
     - Ты, Горгасал, напрасно над зайцем смеешься, зайца бог дал.
     - Бог дал, бог взял, почему скучаете? Бог тоже много лишнего дал.
     - Страшное  говоришь!  Как  можешь  на  бога  голос  подымать?  Хорошо,
священник не слышит.
     - Тоже убежал,  -  насмешливо бросил Горгасал,  -  священник, служитель
бога,  а от человека убежал...  Я,  когда месепе был,  хорошо справедливость
видел.  Сколько молился,  сколько жена слезами иконы мыла,  а польза? Как от
волка -  сала.  Дочь от  голода ходить не  могла.  Эрасти у  себя все  ребра
пересчитывал...  Пришел большой человек, я его не умолял, он сам новую жизнь
мне дал.  Сына около себя держит, Керим говорит, все исфаханцы Эрасти знают,
даже ханы с ним дружбы ищут.
     - Не  радуйся заранее,  может  лучше  было  бы  твоему  Эрасти остаться
месепе, - зло бросил отец Ростома.
     - Лучше в  почете умереть,  чем  червяком жить.  Пусть мой Эрасти около
Георгия Саакадзе умрет, кто может не позавидовать?!
     - Когда человек сыт,  ему опасные мысли в голову скачут,  -  недовольно
сказал Иванэ. - Ты, говорят, на сто лет запасы и монеты имеешь...
     - Напрасно беспокоишься,  не  от  священника имею,  -  спокойно ответил
Горгасал, разглаживая полу новой чохи из дорогого сукна.
     - Я давно слушаю... Мы зачем собрались? Против священника замышлять или
подумать о нашем печальном деле? - возвысил голос отец Даутбека.
     Стариков охватила грусть  и  растерянность.  В  наступившей тишине  дед
Димитрия высказал давно желанное слово:
     - Кто хочет винограда,  поцелует и  плетень...  Я  с  Горгасалом в Гори
поеду... мне Димитрий все скажет, всегда любил...
     - Непременно поедем,  мне  Эрасти ничего не  скажет,  хотя  тоже всегда
любил, - улыбнулся Горгасал, поправив кинжал в серебряном чекане.
     - Для  себя  поедете или  для  нас  всех?  -  спросил Иванэ,  косясь на
Горгасала.
     - Для всех непременно, для себя тоже, - уклончиво ответил дед Димитрия.
     - Думаешь,  дорогой, персы тебя пустят в стан? - спросил отец Элизбара,
в душе давно мечтавший о посылке стариков в Гори.
     - Я  и  Горгасал волшебное слово от  ангела птиц знаем,  -  дед  лукаво
подмигнул, - конечно, пустят... Готовьте гозинаки для "барсов".
     Весть  о  поездке  стариков  в  персидский стан  вмиг  облетела  Носте.
Забегали,  засуетились женщины.  Готовили любимые сладости сыновьям. Миранда
посылала Ростому вышитый золотом пояс,  Дареджан, жена Эрасти, вернувшаяся в
Носте,  посылала мужу  чувячек Бежана:  пусть,  говорила она,  Эрасти видит,
какая нога у  их сына.  Женщины завязывали в узелки незатейливые деревенские
сласти.
     Они  поспорили и  даже  немного поругались из-за  того,  какие сладости
больше любит Саакадзе, а вечером дружно испекли для него белый хлеб, имеющий
форму меча.  Обсыпали рукоятку очищенным миндалем, словно алмазами, а лезвие
для блеска смазали желтком.  Завернув "удачный подарок" в шелковый красный -
цвет сердца - платок, женщины успокоились.
     Ностевцы каждый  вечер  собирались у  замка  Саакадзе посмотреть работу
амкаров,  с  самой  ранней зари  до  темноты вновь  воздвигающих замок.  Они
радовались: строить собирается, а не разрушать.
     - Хорошо,  камни не  горят,  -  вздохнул Иванэ,  -  все же стены целыми
остались.
     - Сторожевая башня  тоже  хорошо уцелела.  Замок  без  башни  похож  на
джигита без головы.
     - Уцелела? Неделю ломали собаки Магаладзе. Спасибо, добрый черт напугал
волчьих детей,  зеленый дым в глаза им пустил, разбежались... Иначе до земли
бы разрушили... Так Шадиман велел.
     Конечно,  никто,  кроме деда Димитрия,  не догадывался, что добрый черт
был Горгасал.  Ночью,  прокравшись во двор замка, он, соединив серу, смолу и
селитру,  изобразил ад. Наутро земля с шипением и гулом извергала едкий дым,
зеленый огонь и зловещие бесформенные куски горячей земли и мелких камней.
     Вообще "добрый черт" имел странную привычку помогать ностевцам,  и  они
втайне от  бога задабривали его  сладким тестом и  жареной курицей,  которые
добродушно запивали  вином  дед  Димитрия и  Горгасал.  Ностевцев оставили в
покое,  и даже князья и монахи в тайном суеверном страхе старались объезжать
Носте за целую агаджа.
     И  теперь  ностевцы радостно смотрели,  как  настилали полы,  возводили
крыши,  площадки,  у  стен  ставили свежесколоченные тахты,  а  в  марани  -
винохранилище -  зарывали квеври - огромные кувшины. Все говорило о том, что
здесь скоро собираются поселиться.
     Даже мальчики помогали амкарам.  И вот уже очищен двор, снова возведена
вокруг замка стена,  блестят в  окнах разноцветные стекла.  И  снова бойницы
башни устремлены на далекие горы.
     Только с  приездом амкаров поняли ностевцы -  не  все спокойно за этими
горами,  а  своим