обижаться, - Георгий доверяет простому персу больше, чем
ему,   владетельному  князю.   "Дружина  барсов"  подсмеивалась  над  тихими
беседами,  но  Георгий  неизменно отвечал мудростью Папуна:  "Хочу  для  вас
меньше забот, больше радости".
     Нестан  поспешила ответить на  любезный вопрос  Тинатин:  рада  ли  она
скорому отъезду в Картли?
     - О, конечно, но разлука с лучезарной Тинатин, с великолепным Исфаханом
и приятными ханшами отравляет эту радость.
     Разговор быстро  перешел  на  волнующую тему  -  возвращение Нугзара  и
Зураба с семьями в Картли. В этом возвращении видели большую победу Саакадзе
и Эристави Арагвских над Шадиманом.
     - А ты,  ханум Русудан,  не боишься долгой разлуки с мужем?  - небрежно
спросила статная жена Карчи-хана, играя с голубым попугайчиком.
     - Под солнцем "льва Ирана" жена Георгия Саакадзе ничего не боится,  - с
улыбкой ответила Русудан.
     - Мой  слух  уловил -  великий из  великих шах  Аббас оставляет Паата в
Исфахане,  -  любезно  протянула  жена  Карчи-хана,  смеясь  над  стараниями
голубого  попугайчика  выклевать  бирюзу  на  кольце.   -   О  аллах!  Сколь
благосклонен наш шах-ин-шах!
     Только Нестан заметила, как в уголке рта Русудан дрогнула морщинка.
     - Я всем довольна,  великий из великих шах Аббас все решает мудро,  как
предначертано в книге судеб.
     Нестан  скрыла  в  ароматной розе  улыбку:  да,  Русудан не  хуже  ханш
прониклась мудростью Давлет-ханэ...
     Довольна!  Не она ли,  гордая Русудан, часами сидит в окаменелым лицом,
переживая муки персидского ада.  Паата останется во власти коварного шаха!..
Пусть Георгию удалось добиться у  шаха Аббаса разрешения на  отъезд Русудан,
но какой ценой!
     - До моего слуха дошло,  что ханум Хорешани отказалась вернуться домой.
Наверно, в Исфахане сон прохладнее? - спросила младшая жена Эреб-хана, томно
склонив  к  шелковой подушке  головку.  На  ее  подвесках изменчиво заиграли
рубины.
     - Нет, совсем не потому я отказалась.
     - А  почему,  ханум,  почему?  -  зажужжали  ханши.  Хорешани  небрежно
расстегнула на пополневшей груди застежку:
     - В Исфахане для меня сон жарче, ибо здесь остается Дато.
     Помолчали.  Как  эта  женщина  смела!  Она  даже  не  сочла  нужным  из
вежливости или страха сказать,  что ей  хочется быть поближе к  шах-ин-шаху,
оказавшему ей столько внимания.
     Тинатин,  заглаживая неловкость,  пригласила гостей в  сад полюбоваться
сине-оранжевыми птицами,  привезенными Георгием Саакадзе из  страны чудес  -
Индии.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Шах Аббас, сидя в арабском кресле, величественно созерцал опасные сцены
охот.
     Чеканное  сасанидское блюдо  вырисовывалось в  полумгле  над  сводчатой
нишей.  Узор  разноцветных стекол северной стены  фантастично преломлялся на
серебряной кольчуге Шапура Второго.  Красно-сине-оранжевый свет  точно яркой
кровью обагрил меч Шапура,  вонзенный по рукоять в  шею когтистого тигра.  В
тяжелом шлеме, увенчанном блестящим шаром, пряча в серебряных кольцах бороды
насмешливую улыбку, Сасанид выпуклыми глазами смотрел на шаха Аббаса.
     В круглой комнате -  "уши шаха" -  ненарушимая тишина.  Двойные стены и
керманшахские ковры оберегали думы "средоточия вселенной" от малейшего шума.
     В   углу   притаилась  бронзовая   курильница.   Из   оскаленной  пасти
причудливого тигра вился лиловатый дымок фимиама.
     Выхоленные пальцы с длинными ногтями,  покрытыми шафраном,  перевернули
страницу "Шах-Намэ":

                Смотри на течение жизни вокруг,
                Она - твой учитель, вожатый и друг.

                Мир мудрости полон, он лучший урок.
                Зачем же томит нас в невежестве рок?

                Кто виды видал, знает тьму кто и свет,
                Учителя тот отвергает совет.*
     ______________
     * Перевод с персидского Бориса Черного.

     Шах  Аббас снисходительно улыбнулся:  никто так  не  проник в  мудрость
Фирдоуси, как он, "лев Ирана".
     Шах откинулся в кресле, и в напряженной тишине зашелестели страницы.
     Его  взор  остановился на  узких,  наглухо  закрытых дверях.  За  этими
дверями расстилалась обширная Иранская монархия.
     На  бирюзовых  волнах  Персидского  залива  покачиваются  португальские
фрегаты.   Испанские  капитаны,  сбрасывая  с  кружев  соленую  пену,  жадно
устремляют  подзорные  трубы  на  Фарсистан.  Итальянские миссионеры черными
тенями скользят у ограды Давлет-ханэ.  Со всех сторон мира стекаются по воде
и пескам к велик