аются из  Ирана.  Русудан  с  ними,  дети
Георгия тоже.  Настоятель Трифилий умно советовал царю Луарсабу помириться с
женой  Саакадзе.  Царица Мариам чуть  Метехи не  подожгла от  злости,  потом
надумала  лучше  сжечь  завистью сердце  Трифилия,  враждующего с  Мцхетским
монастырем. Вот, люди, в воздухе тишина, всегда дождь будет.
     Старики недоверчиво покосились на мествире.
     - Русудан не может приехать, - покачал головой дед Димитрия.
     - Откуда узнал? - с затаенной надеждой допытывался прадед Матарса.
     - Сестра Эрасти рассказывала. Часто вижусь с Вардиси, она все время при
царице Тэкле... Утром в Метехском замке у конюха Арчила пою песню, а вечером
в деревнях народ веселю.
     Взбудораженные старики забросали мествире вопросами.  Они уже не сидели
спокойно на бревне, они бегали вокруг мествире, радостно восклицали, бросали
папахи, обнимались. Прадед Матарса выразил общую надежду:
     - Э,  друзья,  мы  еще  увидим время  освежающего дождя,  время Георгия
Саакадзе.
     Его бурно поддержали и уже кто-то предложил притащить бурдючок с вином,
но  вдруг  юркий  старик остановился,  прислушался,  носом  потянул воздух и
поспешно предупредил:
     - Гзири идет!
     Мествире надул гуда-ствири и,  как  будто продолжая прерванный рассказ,
затянул:
     - Иногда  маленький сильнее вред  приносит,  чем  большой.  Единорог не
очень большой,  потому в священную книгу как в огород забрался... Сам читал.
Такой  характер  имеет:  незаметно подойдет  и  словно  копьем  слону  брюхо
прокалывает.  Поднимет слона,  перебросит на голову и так ходит.  Только кто
зло на свою голову подымет,  от зла умирает. Единорог ходит день, ходит год,
мотает головой,  прыгает, а мертвый слон не хочет слезать. Вот, люди, иногда
мертвый сильнее живого.  По-немножку капает  из  распоротого живота  вонючий
жир,  пока не  залепит глаза единорогу.  Бегают вокруг муравьи,  смеются,  а
единорог бессилен, под смех муравьев с позором умирает.
     Незаметно подкравшийся гзири, укрывшись за кустарником, заинтересованно
слушал рассказ.  Он совсем забыл о  приказе тбилисского мдиванбега строжайше
следить за всеми,  приходящими в  Носте,  и  даже забыл о  награде за поимку
распространителя вольных мыслей. Он с удовольствием остался бы еще послушать
мествире,  но на мосту показался Горгасал,  отец Эрасти, и гзири, боясь быть
застигнутым и потерять свой престиж, поспешил скрыться.
     Горгасал посмотрел вслед  удаляющемуся гзири  и,  подойдя  к  старикам,
проговорил:
     - Когда придет батоно Георгий,  заставит гзири держать толстого нацвали
на голове, пока от собственного жира не сдохнут.
     Старики  с  удовольствием засмеялись.  Горгасал  опустился  на  бревно.
Вылинявшая чоха  висела  на  нем  мешком,  за  поясом вместо кинжала торчала
деревянная палка,  на  убогой папахе тускнела овечья шерсть.  И  лишь  глаза
по-прежнему отражали кипучую, никогда не остывающую мысль.
     Некогда переведенный Георгием Саакадзе из  месепе  в  глехи,  Горгасал,
после  разрушения замка  Носте,  был  переведен обратно  в  месепе.  Но  это
казалось нацвали  и  гзири  незначительным наказанием,  и  они  с  удвоенной
жестокостью преследовали старика.
     Получая от  Эрасти из Исфахана монеты и  подарки,  Горгасал прятал их в
подвал старого дома Шио Саакадзе.  Это он,  Горгасал,  в  ночь с четверга на
пятницу  зажигал в  черном  котле  серу,  смешанную с  растолченным углем  и
сушеными травами,  навсегда отбив охоту даже у гзири подходить близко к дому
Саакадзе, где поселились злые дэви.
     И  только  дед  Димитрий,  вместе с  Горгасалом ездивший в  Тбилиси для
свидания с  Керимом,  был  посвящен в  тайну зеленого дыма  и  даже в  тайну
пересылки Горгасалом в  имеретинское царство подарков и  монет жене  и  сыну
Эрасти.
     Бесстрашие,  с каким дед Димитрия входил в старый дом Саакадзе, создало
ему  суеверное уважение,  и  гзири,  боясь навлечь на  себя  гнев злых дэви,
охотно  разрешил деду  Димитрия выезжать из  Носте  в  Тбилиси  для  продажи
шерсти,  доверенной ему ностевцами,  и  брать с собою Горгасала для помощи в
дороге.
     Мествире посмотрел на  падающее за потемневшими полями багровое солнце,
оглянулся и негромко проговорил:
     - В Тбилиси Керим,  наверно,  большие новости в тюках привез...  Думаю,
недолго в Тбилиси останется.  Если кто хочет купить персидский товар,  пусть
поспешит.
     И,  спрятав под бурку гуда-ствири,  направился к старогорийской дороге.
Он  еще  до  ночи  хотел  попасть  в  деревню  Даутбека и  там  рассказать о
возвращении Русудан.
     Дед  Димитрия засуетился.  Он  и  Горгасал всегда ездили на  свидание с
Керимом,  и  никто  даже  не  пытался  оспаривать  у  деда  раз  и  навсегда
присвоенное им право. Да и, правду сказать, никто лучше деда Димитрия не мог
в  полной тайне  видеться с  Керимом и  привозить все  новости и  подарки из
Исфахана.
     - Вчера еще буйволов подковал. Когда запрягать арбу - сейчас или утром?
- спросил Горгасал деда. Старики заволновались.
     - Утром надо запрягать.
     - Опасно ночью,  злые дэви с гор в ущелье спускаются, в туман кутаются,
как в бурку. Да