оклялся не заниматься больше торговлей.
     - Не княжеское дело, - утешал он себя, - возиться с маслом и львами.
     Сосчитав остаток золота,  он,  сокрушаясь,  перебрался с черным конем и
двумя слугами в скромный дом на глухой улице.
     Хорошо,  что  догадливый отец  перед  смертью  завещал Хосро  небольшое
владение с  виноградником и,  зная характер своих законных сыновей,  поручил
игумену  Алавердского монастыря заботу  о  владении и  о  незаконнорожденном
сыне.
     Весною  и  осенью приезжал в  Исфахан монах  за  товаром и  привозил от
игумена доход с владения.  Но с каждым годом доход таял, как свеча в церкви.
Конечно,  виноградник мог бы отягощаться налитыми гроздьями, но предпочитал,
по уверению игумена, высыхать, как старый проповедник.
     Пришлось отпустить еще одного слугу, но и это не помогло. И вот однажды
слуга привел муллу,  который вкрадчиво обольщал Хосро раем Магомета. Заметив
равнодушие Хосро, мулла стал соблазнять его земными благами. Хосро оживился.
Мулла обещал довести до ушей шах-ин-шаха о  желании грузинского князя быть в
одной вере со "львом Ирана".
     Вспомнив львов, Хосро поморщился.
     Он мог бы избавиться от назойливого муллы, но припомнил рассказ купца о
Ревазе Орбелиани,  обогащенном шахом  Аббасом за  принятие магометанства.  И
Хосро махнул рукой на христианскую благодать.
     Мулла,  совершив над  Хосро обрядное таинство,  скрылся.  И  пока Хосро
неприлично болел,  мулла получил от муштеида награду за обращение еще одного
неверного на путь истины.
     Тщетно прождав гонца от шаха Аббаса,  Хосро в  бешенстве выгнал хитрого
слугу и перебрался с черным конем в Гебраабат.
     Конечно,  он  мог бы  нанять дом по  левую сторону улицы,  но проклятый
посредник, приманивая тенью дикого каштана, подвел его именно к этой лачуге,
зажатой между зловонным рвом и пыльной улицей.  Впрочем,  Хосро почувствовал
зловоние только на следующий день.
     Но  жестокие испытания,  очевидно,  заканчивались,  ибо посчастливилось
найти Гассана.  И вот Хосро избавлен от всех хлопот,  а главное, за два года
преданной службы длиннобородый ни разу не попросил оговоренную плату.
     Осторожно  выглянув  из-за  двери  и   увидя  господина  погруженным  в
размышления, Гассан уверенно подошел и деловито принялся за починку седла.
     Теребя  подстриженную бородку,  Хосро  искоса  посмотрел на  старика  и
подумал: "Если разбойник монах опоздает еще с торбой..."
     Гассан из-под нависших бровей пытливо следил за Хосро.
     - Я ночью, ага, сон видел, непременно разбойник монах сегодня приедет.
     - Какой сон? - мрачно спросил Хосро.
     - Хороший сон, ага, - будто умер мой любимый внук... внук...
     - Приятный сон...
     - Слава аллаху,  при восходе солнца умер... О, гебры! - закричал я... -
Словно на призыв оленя,  первыми сбежались женщины.  Не успели они одеть то,
что  называлось моим внуком,  в  драгоценное платье и  обвесить его,  словно
дверь лавки, оружием, как чистую широкую улицу, на которой можно жить только
во  сне,  наполнило благородное племя длиннобородых гебров.  Обращая на  мои
вопли  столько  же  внимания,  сколько  на  ослиный крик,  гебры  подхватили
мертвого под руки и величественно направились к печальному саду.
     - Ты   что,   высохший  верблюд,   настраиваешь  челюсть?*   За   твоим
длиннобородым внуком в  сад  мертвых может  последовать и  проклятый монах с
моим кисетом.
     ______________
     * Грузинская поговорка, соответствует русскому - накликаешь беду.

     - О ага, разве посмеет кто-нибудь умереть, держа в руках твой кисет?
     - От такого сна все посмеют.
     - О  солнце,   да  живет  мой  внук  тысячу  и  один  год...   Выслушай
благосклонно до конца, и ты развеселишься, как на собственной свадьбе. Когда
мы вышли в  сад мертвых на почетном месте уже зияли две глубокие ямы.  Гебры
прислонили к  стене то,  что называлось моим внуком,  подставив ему под руки
деревянные вилы.  О солнце, он выпрямился, словно на страже у гарема хана, и
так  простоял от  заката  до  заката...  Вечером благородные гебры  радостно
вскрикнули.  О счастье, какой благоухающий сон! Птицы выклевали внуку правый
глаз!* Почетные гебры бережно опустили удостоенного небом в первую яму.
     ______________
     *   Этот  обычай  погребения  остался  у   гебров  от  древних  персов,
выставлявших своих покойников на растерзание птицам.

     - Зачем же  вы,  длиннобородые верблюды,  рыли  вторую?  -  рассердился
Хосро, вспомнив, сколько лишнего сделал он в своей жизни.
     - Да  убережет аллах всех гебров от  второй!  Ибо птицы -  слуги неба -
только грешникам выклевывают левый глаз, и тогда гебры сбрасывают обреченных
на вечные муки во вторую яму и бегут без оглядки из сада мертвых.
     Скулы Хосро побагровели, он в бешенстве схватил седле.
     - И это, облезлая обезьяна, ты называешь весельем на моей свадьбе?!
     Он  запустил седлом в  Гассана,  но гебр проворно отскочил в  сторону и
помчался, шлепая разорванными чувяками.
     Неизвестно,  чем бы завершился хороший сон, если бы в калитку не ударил
осторожно медный молоток.
     - Монах! - обрадованно вскрикнул Гассан.
     Хосро просиял.  Он  поспешил под дикий каштан,  распустил пояс,  словно
после  сытног