сея  Руси самодержца и  бодроопасным правительством и  премудрым
разумом ратных людей много".
     Тихонов украдкой посмотрел на Бухарова.  Подьячий понимающе усмехнулся.
Есть у него,  Бухарова,  сыновья - восемь в конном строю, трое в пешем, двое
гоняются за голубями на Сивцевом-Вражке, а четырнадцатый в колыбели пищит.
     Шах  с  мнимым  спокойствием выслушивал  толмачей,  передающих  просьбу
Тихонова отпустить Луарсаба в его царство, обязав данью.
     Тихонов напомнил:  грузинские земли с  давних лет находятся под высокой
рукою государей Руси.
     Шах удивленно приподнял брови,  развел руками:  царь Луарсаб - брат его
первой жены  и  здесь  почетно гостит.  Пусть насладится охотой и  к  осени,
иншаллах, вернется в Картли.
     По  знаку  шаха  Караджугай  быстро  откинул  парчу,  торжественно взял
ковчежец.
     Послам перевели:  в  знак  искренней любви  шах  посылает брату  своему
частицу "хитона господня", взятую в Мцхетском храме.
     Послы знали и  сокрушались о  пленении ковчежца.  Сейчас они  сочли дар
шаха за большую победу русийского посольства.
     Тихонов и Андрей Бухаров с трудом скрывали ликование.  "Филарет освятит
в  Покровском соборе,  что на Красной площади,  святыню",  -  думал радостно
Бухаров, едва сдерживая желание перекреститься. И послы больше не говорили о
грузинских делах.

     Безлунная ночь.
     На  каспийских волнах покачивалась рыбацкая лодка.  Тревожно прокричала
сова.  Лодка  причалила  к  берегу.  Из  камышей  вышел  закутанный  в  плащ
Абу-Селим-эфенди и  сбежал вниз.  Легко  ударило весло,  плеснулась вода,  и
снова тихо.
     Скрывавшиеся в  зарослях тронули поводья.  Кони с  обвязанными копытами
бесшумно ступали по песку.
     - Пора! - шепнул Георгий.
     На  полуостровке то  вспыхивал,  то  потухал огонек.  Здесь днем искали
прохладу,  кофе  и  кальян купцы  Астрабада.  Здесь  ночью таинственные люди
прятали товары,  считали монеты.  Это  каве-ханэ  и  ночью и  днем  называли
"Путеводной звездой".
     Еще плотнее натянув плащ,  Абу-Селим-эфенди легко выпрыгнул из лодки и,
нащупывая  на  поясе  ятаган  и   два  пистолета,   осторожно  направился  к
"Путеводной звезде". Он обогнул каве-ханэ и вошел в низенькую дверь.
     В комнате с окошком,  выходящим на море,  его ждали Георгий,  Даутбек и
Дато.
     Абу-Селим-эфенди удивился:  он  пришел один  и  думал  встретить только
Саакадзе. Разве это тайна, если о ней знают больше чем двое?
     Георгий нахмурился:  он  и  его друзья не  хуже Абу-Селима-эфенди умеют
оберегать тайны.
     Прикрыв ставень,  Абу-Селим-эфенди накинул на  дверь засов и  придвинул
табурет.  Он  напомнил  о  давнишнем предложении везира  Осман-паши  перейти
Георгию на сторону Стамбула.
     - Чем шах отблагодарил сардара Саакадзе?  Разорением его страны?  Везир
предлагает помощь против шаха.
     Подробно  описывал Абу-Селим-эфенди,  какие  блага  ожидают  Саакадзе в
случае его согласия стать во главе войск восточной Турции.  Он сулил богатые
владения,  драгоценности, толпы невольников, табуны берберийских скакунов и,
наконец, звание паши.
     Саакадзе  усмехнулся.   Абу-Селим-эфенди  хороший  инжир;   он   десять
Баиндуров вокруг усов обведет.
     Было тихо.  Никто не нарушал задумчивости Саакадзе.  Стыл черный кофе в
фаянсовых чашечках. Наконец Георгий медленно заговорил:
     - Крупную игру предлагаешь,  Селим-эфенди,  но где послание везира?  За
золотые обещания, парящие в облаках, можно проиграть голову.
     Напрасно Абу-Селим-эфенди уверял -  только осторожность вынудила везира
воздержаться от послания. Напрасно клялся, предлагая в залог ценности.
     Саакадзе насмешливо оборвал:
     - Разве мне  ценности нужны?  Разве можно соблазнить полководца конями?
Разве мой дворец не  переполнен невольниками?  А  разве почести не отягощают
мои плечи?  Нет,  Селим-эфенди,  только жажда мести за родину,  за нарушение
шахом обещания щадить грузинский народ поколебала мою преданность. Но юность
Георгия  Саакадзе  давно  прошла,   а  зрелость  подсказывает  метать  копье
наверняка.  Нет,  эфенди, в руках я должен иметь твердое доказательство и...
будем говорить открыто:  если задумаешь вероломство, вместе погибнем. В этом
мое последнее слово.
     - Пусть  будет,  как  сардару подсказал аллах...  Послание привезу,  но
знаешь ли, что хочет от тебя Осман-паша?
     - Думаю, эфенди, не посещения его любимой наложницы?
     - Ты угадал, ага Саакадзе, везир хочет с твоей помощью отвоевать у шаха
турецкие города.
     - Я уверен, мой эфенди, не только на это рассчитывает великий везир.
     - Ты  угадал,  ага Саакадзе,  не  только на это.  Но раньше везир хочет
получить знак дружбы. Пошли в Стамбул одного из твоих сыновей.
     - В аманаты?! - вспыхнул Дато. - Неужели везир думает - грузинки рожают
сыновей только для Ирана и Стамбула?
     Георгий пристально посмотрел на эфенди:
     - Может,  великий везир  прав,  я  не  против,  но  пусть  и  везир для
взаимного доверия пришлет мне сына.
     Абу-Селим-эфенди  побледнел.   Он   с   изумлением  смотрел  на  жестко
улыбающегося Саакадзе:  "Как  осмелился  этот  грузин  прикоснуться к  имени
полновластного господина Османской империи?  Разве  посмею передать подобную
дерзость?! Нет, моя голова слишком нравится ассирийке. Всего три месяца, как
я  наконец получил невольницу от султана в обмен