в  тронном зале.  Посла и
иранскую свиту удивил имеретинский двор  обилием золоточеканного убранства и
драгоценностей.
     Георгий Третий сидел под  куполообразным балдахином,  расшитым золотыми
узорами.  Царь был  затянут в  золотистый азям из  шелковой волнистой ткани,
отделанный золотыми  кружевами.  На  белых  сафьяновых цаги  горели  крупные
яхонты и золотые кисти.  Эреб-хан задержал взор на короне царя, напоминающей
очертаниями городскую стену  Кутаиси.  Башенные  зубцы,  унизанные жемчугом,
изумрудами  и  алмазами,  замыкали  золотое  яблоко,  увенчанное крестом  из
драгоценных камней.  В руках царь Имерети держал жезл, оправленный золотом и
сплошь  обсыпанный изумрудами.  Жезл  наверху  заканчивался золотым шаром  с
образом, вырезанным на белом мраморе.
     Справа  от  царя  в  богатых облачениях восседали митрополиты Кутатели,
Гелатели, архиепископ, девять священников, двадцать два светлейших и знатных
князя.  Слева -  духовник царя,  митрополит голгофский, и пятьдесят князей и
азнауров.
     На  посольском  языке  такой  внушительный прием  означал:  Имерети  не
устрашится угроз Ирана, Имерети богата и сильна.
     Эреб-хан  так  и  расценил  прием,   а  турецкие  золотые,  серебряные,
бархатные и  атласные одежды и  ятаганы на  князьях и  азнаурах были  прямым
намеком  на  близость  Турции  и  возможность  для  Имерети  военной  помощи
Оттоманского государства.
     Посол шаха  прибег к  тончайшей дипломатии,  убеждая Георгия Третьего в
любви шаха  Аббаса к  Имеретинскому царству и  в  отсутствии у  "льва Ирана"
желания военного спора с имеретинским царем. Единственная цель шаха Аббаса -
это   умиротворение  Грузии.   Но   для  этих  благих  намерений  необходимо
возвращение  царей  Теймураза  и   Луарсаба  в  их  царства  для  заключения
ирано-картлийского и ирано-кахетинского союза.
     Царь с достоинством отвечал: цари гостят у царя, и он не может нарушить
закона гостеприимства и настаивать на их отъезде.
     Не  помогло Эреб-хану  и  личное свидание с  Луарсабом.  Слегка склонив
голову,  Луарсаб с  тонкой иронией извинился перед Эреб-ханом за причиненный
урон храбрейшему из храбрых Эреб-хану.
     Теймураз резко  бросил  в  лицо  Эреб-хану:  шах  коварно  обманул его,
Теймураза,  заманив сыновей и  мать,  поэтому царь  Кахети не  верит сладким
словам шаха Аббаса и никогда больше не попадется в персидский капкан.
     И лишь католикос Малахия утешил Эреб-хана, заявив о решении духовенства
стать посредником между гонимыми судьбой царями и великим шахом Аббасом.
     Не  только желание облегчить участь царей руководило духовенством.  Они
решили использовать религиозное настроение Луарсаба и вновь водворить его на
картлийский трон как щит против мусульман.
     Георгий Третий понимал всю  серьезность положения Имеретинского царства
и  решил  устрашить  шаха  могуществом Имерети  и  умилостивить подарками  и
уверениями.  Вот почему такое богатое имеретинское посольство выехало к шаху
Аббасу.
     Нетерпение шаха было необычайным.  Он даже изменил своей политике и  не
заставил послов ждать приема.
     Шах  из  полузакрытого шелковой кисеей  окна  смотрел на  блистательное
вооружение свиты  имеретинского посольства,  на  конские  уборы,  отделанные
золотом и серебром,  и, окончательно поколебленный, согласился с Эреб-ханом:
силой взять Луарсаба и Теймураза из Имерети невозможно.
     В  полдень перед  грозным шахом предстало посольство.  В  ослепительных
одеждах католикос Малахия,  князь  Леон  Абашидзе и  многочисленная свита из
духовенства и  князей преподнесли шаху  роскошные подарки и  дорогое оружие.
Шах  задержал  любопытный взор  на  черных  бархатных  сандалиях католикоса,
окованных  золотом,  с  драгоценными  камнями  на  переплетениях.  Католикос
сказал:  -  Умоляем о  милости,  просим  вернуть царям  царства и  обязать в
подданстве,  в котором находились отцы и деды их.  Шах казался растроганным,
его лицо выражало глубокое сострадание:
     - Покину ли  я  Луарсаба,  внука царя  Симона,  сына  царя Георгия?  Он
обманут Теймуразом,  царем  Кахети.  Я  обещаю  Луарсабу возвратить Картли и
наградить кахетинскими землями.
     Католикос Малахия не хуже шаха владел искусством лицемерия и рассыпался
в  таких уверениях и  восхищениях перед мудростью и  добротою шаха,  что  на
мгновение даже Шадиман поверил владыке.
     Шах,  зная от  Эреб-хана о  твердом решении Теймураза не  попадаться на
отравленный крючок, решил раньше выманить Луарсаба.
     - Теймураз исстари враг мне,  -  сказал шах,  -  ему не доверяю. Услуги
предков царя Картли обращают к Луарсабу мое внимание. Пусть прибудет в стан,
всем его одарю.
     Полные сомнения,  вышли послы от шаха.  Они не знали,  на что решиться,
где правда и где предательство.
     Аббас  понял:  католикоса  Малахия  трудно  провести.  Подумав,  вызвал
Саакадзе.
     В эти дни были забыты и кальян и кейф.
     До восхода луны Саакадзе спорил с имеретинским посольством.
     Католикос ронял суровые слова:
     - Заклинаю тебя,  Георгий Саакадзе,  именем